[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
Горизонт
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 14:59 | Сообщение # 136

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
Глава 17

Высокое, напоминающее бойницу окно, наглухо закупоренное стеклом в древней рассохшейся раме возраста, близкого к возрасту самого особняка, отделяло меня от того, что не далее, как вчера еще именовалось оранжереей адмирала-префекта. Полутора суток назад, свежим весенним утром, я прогуливался по дорожкам его райского сада – было тихо, пахло лилиями и гиацинтами, над крошечным прудиком в дальнем углу оранжереи звенели стрекозы, или какие-то местные насекомые, на них похожие. Нет, я не ценитель эстетики, кроме эстетики музыкальной, но это место запало бы в душу любому, если у него только имеется «душа».
Теперь этот сад был уничтожен. Уничтожен, как мне пояснила Сакура, двумя ударами чудовищной плети, хотя мог бы быть уничтожен и одним – вместе со всем островом – если б дзинчурики вздумалось бить в полную силу.
Я вообразил себе циклопическую черную плеть (Вроде бы, ей не полагалось быть черной, ибо цветом Девятихвостого Лиса, насколько я помнил досужие россказни командира моих дворцовых телохранителей лейтенанта Иносунэ, был багрянец и только он. Но мне демоническое оружие Узумаки все равно упрямо виделось черным как смоль.) длинною от горизонта до горизонта, в обхвате шире великой реки Исино – раза в три или в четыре. И эта плеть падает на нас, на Черный Риф, начиная свой путь где-то за небесами, вне атмосферы. Она летит, рассекая воздух, опережая свой собственный свист, настолько мощный, что лишь он один уже может обращать города в прах. Она разрывает в клочья облака и врубается в океан, но, не встречая сопротивления, доходит до дна и раскалывает его исполинским рубцом. А мы все: от Мутэ Юдзи до последней портовой крысы останемся лежать в этом разломе под могильной плитой из горных пород, размолотых в пеструю крошку коралловых рифов и миллиардов тонн соленой воды, которая, только отшумят поднятые ударом яростные цунами и уляжется волнение, покойно сомкнется над нашими головами.
Хотелось бы узнать, уцелел бы сам Узумаки Наруто в эдаком катаклизме? Наверное, уцелел бы. В прежние времена Кьюуби, поди, еще и не такое вытворял, а люди, поскольку не оставалось ни единого живого свидетеля его бесчинств, списывали все на стихийные бедствия. Люди уверовали в науку, в прогресс, в законы природы и больше не верят в демонов. А демонам наплевать, что люди в них не верят. Демонам вообще наплевать на людей.
Слуги вместе с какими-то оборванцами, без разбора набранными в порту, второй день раскапывали завалы, разравнивали землю, сгребали в кучи труху, в которую превратились плодовые деревья и кусты, после того, как вытаяли из глыб мутноватого льда. Я сперва думал, слякотная топь, разверзшаяся здесь вчера усилиями Узумаки Наруто, не просохнет неделю, но солнце, противу моих предположений, выжгло ее еще до вечера. Специальная бригада уже приступила к ремонту поврежденных конструкций оранжереи. Пока еще не было опасности, что стальная махина может рухнуть и раздавить особняк в лепешку, даром что от толчков здание не пострадало, однако рисковать адмирал-префект не хотел.
Спросите, было ли мне страшно? А вы б не испугались? С легкой руки синоби по имени Хатаке Какаши, выбившего из меня дух в разгар кровавой схватки на плотине, я не помнил своего первого знакомства с Девятихвостым Лисом, не слышал его душераздирающего рева и не имел счастья полюбоваться последствиями его игр.
Вчера я тоже не был очевидцем драки – теперь уже вполне сознательно. У меня не хватило смелости выбежать из особняка на шум боя, как это сделал адмирал-префект, но, по крайней мере, я удержался от того, чтобы в ужасе забиться под стол или кровать. Думаю, это мое маленькое достижение.
Вам любопытно, боялся ли я теперь Узумаки? Не знаю. Ведь я и прежде знал о заточенном в нем демоне, но был так погружен в собственные проблемы и переживания, что даже если б в пленившем меня звене числился сам Будда, это б не поразило меня сколько-нибудь сильнее. Биджуу девять, выходит, и их носителей девять, или что-то вроде того (лейтенант Иносунэ никогда не углублялся в подробности, говоря об одержимых, а Мутэ Юдзи, когда я задавал ему вопросы, лишь лукаво улыбался и повторял, мол, лучше мне не забивать голову такими вещами; после падения Края Рек, я более не имел власти над этим человеком), так почему бы мне, раз моя персона была так важна, случайно было не встретиться с одним из них?
Иными словами, я до икоты боялся Кьюуби, но Наруто не внушал мне страха. Глупо? Да. Нелогично? Пожалуй. Можно заявить, что если кто-то из моих похитителей желал пошатнуть мой рассудок, то ему это определенно удалось. Я перестал адекватно воспринимать окружающую меня действительность.
Сунув ноги в красные щегольские сапоги, невесть как оказавшиеся в необъятном гардеробе адмирала-префекта (сам он подобное не надел бы и под страхом смерти, даже придись они ему по ноге, а мне они нравились), я вышел из покоев. До ужина оставалось еще прилично времени, и я планировал употребить его на беседу с Ямато. Капитан вроде бы не пострадал во вчерашней потасовке, но после моего рассказа о запытанной Йоахимом Рунном и добитой вашим покорным слугой куноити был со мною хладен и неразговорчив.
Я никогда не стесняюсь обижать людей и не особо горюю, задев кого-то за живое – так уж я воспитан. Надменность – неотъемлемая черта правителя. Но случаются и исключения. Ямато не казался мне чувствительной натурой и в то же время имел в характере некоторую мстительность – нечто среднее между бесконечно преданным своим товарищам Узумаки и самовлюбленной Харуно Сакурой, эгоцентризм которой порою был неотличим от цинизма. Окажись Ямато каким-нибудь кочегаром или плотником, я бы без колебаний оставил его переваривать свой праведный гнев, но он, мне на беду, служил наемным убийцей, и допускать между нами недосказанность я не хотел. Надо бы извиниться.
Как уже было сказано, я трусоват.
В коридорах особняка Укиё всегда полумрак кроме ночных часов, когда включают электрическое освещение. Окон тут мало, часть из них постоянно закрыты ставнями снаружи или портьерами изнутри – адмирал префект любил темноту и тишину, словно бы и не жил на солнечном острове, среди плеска волн и гудков бесчисленных кораблей.
Когда с рождения самая тяжелая обувь, какую ты носишь, это сандалии, довольно непросто привыкнуть к сапогам, и я не сразу заметил, что иду по липкому. Под подошвой хлюпнуло. Я, наученный печальным опытом последних недель, приготовился к худшему и не ошибся. Моему взгляду, когда я посмотрел вниз, предстало обезглавленное тело человека в черной кожаной куртке и потертых камуфляжных штанах. Оно разметалось, нелепо раскидав руки и ноги, голова лежала рядом, чуть впереди и потому ближе к моим ногам. Ее лоб покрывали бинты, и по этой примете я опознал мертвеца: его звали Окадзаки, он командовал отрядом телохранителей адмирала-префекта. Ниндзя Скрытого Тумана с самого первого дня нашего пребывания на Черном Рифе настороженно относились к моим спутникам, поскольку Коноху (как и все здравомыслящие люди) недолюбливали, и наблюдали за ними издалека, украдкой. Не иначе, опасались провокаций с их стороны. Меня же они в расчет не брали и не сторонились, и потому я был с ними немного знаком.
Вид трупа вверг меня в необычную прострацию. Запоздало оглядевшись, я обнаружил, что все стены вокруг равномерно забрызганы кровью, а под самым потолком так и вовсе красуется огромное пятно – похоже, его оставила голова Окадзаки, которую снесли одним махом, и, отскочив, она ударилась о стену.
Прислуги или охранников рядом не было. Либо тоже перебиты, либо я нашел тело первым. Скорее всего, второе, потому как ни криков, ни звона стали из своих покоев я не слышал. Это означало, что убийца, достаточно сильный, чтобы отрубить голову взрослому мужчине, да к тому же синоби, еще мог находиться недалеко, но я не ощущал ни малейшего беспокойства. В ту минуту я просто оцепенел. Не отдавая себе отчета, я тронул голову носком сапожка и чуть подтолкнул.
Никогда б не подумал, что отсеченная человеческая голова так легко катается: все-таки форма черепа далека от сферической. Она стронулась с места, напоследок мазнула по мне белками выкаченных глаз и резво, словно футбольный мяч, покатилась по липкой от крови ковровой дорожке, пока не остановилась, упершись в стену коридора.
И тут меня накрыло.
Мои ноги потеряли чувствительность так резко, словно ниже бедер они просто исчезли. Я рухнул на колени, но и колени меня не удержали, и я повалился лбом на ковер, на его грубый ворс, липкий от крови. Как верноподданный сгибается перед государем в приступе услужливого преклонения, так и я пал ниц перед единственным повелителем и господином, какого признавал над собою – своим Страхом. Страхом смерти. А точнее – страхом насильственной, не своей смерти. Преступники, изменники, шпионы, которых вздергивали и обезглавливали у меня на глазах по приказу батюшки; ветхая плотина, залитая кровью, заваленная трупами ниндзя, и я, ползущий по шаткой трубе над рекою – эти эпизоды, прежде вызывавшие у меня дрожь, отныне потеряли свою остроту. Катунийцы, сидящие на кольях как горшки на заборе; та растерзанная, распятая на пыточном столе куноити в подземельях моего родового замка, следы позора и истязаний на ее теле, мой нож, утопленный в ее грудь до рукояти... все было ничем по сравнению с головой мертвого Окадзаки.


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 14:59 | Сообщение # 137

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
Не знаю, что подняло меня, будто ужаленного, и повлекло вперед бегом – быстрее, еще быстрее… Наверное, страх, ибо он так надежно завладел мною, взял меня в оборот, что в моем переполненном этим первородным ужасом сознании едва бы нашлось место для какого-то еще чувства, побуждения или мысли… или еще чего-то, что под силу породить человеческому разуму. Но страх мой был иррационален. Вместо того чтобы обратиться в спасительное бегство, ноги сами несли меня мимо мраморных лестниц, библиотек, гостиных и спален, пока, наконец, я не очутился у зеркальной галереи, ведущей к тайным покоям адмирала-префекта. Многократно отраженная и переотраженная в сотнях зеркал, мерцающая калейдоскопом тусклых бликов, она тонула в хаосе ложных путей и заворотов, и казалась бесконечной. Но, несмотря на создающийся оптический эффект, галерея была прямой как стрела и, разумеется, имела конечную длину, завершаясь золочеными дверями солидных размеров. Слуги денно и нощно следили за тем, чтобы они были крепко-накрепко заперты на замок, но сейчас они были распахнуты – причем распахнуты явно ударом, едва не снявшим их с петель. Там, в оккультных лабораториях Мутэ Юдзи находился палач несчастного Окадзаки, который может стать и моим палачом, сунься я туда. Но что-то во мне переломилось. Не терзая себя сомнениями, как будто иных путей предо мною и не было вовсе, я свернул в галерею и пошел вперед.
Невзрачный аскетизм внутренних коридоров обескуражил меня. Чересчур строго и скромновато для художника и ценителя роскоши, особенно принимая во внимание, что здесь он проводил большую часть своего дня. То ли сибаритство Мутэ Юдзи было показным, то ли он опасался, что какая-нибудь из содержащихся здесь тварей вырвется и загубит все убранство.
Впрочем, меня сразу предупреждали: верить этому бандиту нельзя.
Толстая деревянная дверь в конце коридора, снабженная допотопной железной колотушкой, была распахнута. Заглянув внутрь, я увидел не кабинет или залу, а глухой каменный короб, нечто вроде тамбура, в задней стенке которого виднелась еще одна дверь. Такая система обеспечивала хорошую звукоизоляцию комнаты от коридора. К тому же, входя внутрь или выходя наружу, Мутэ Юдзи, должно быть, запирал одну дверь, прежде чем открыть вторую, и потому случайно проходящий мимо слуга или охранник ни за что б не сумел разузнать о происходящем в помещении. Внутреннюю дверь притворили, но не захлопнули. Стараясь не издавать ни звука, я приник глазом к полоске света, прорывающегося сквозь образовавшуюся щель.
Это вправду был кабинет, но непростой. Вдоль его стен тянулись узкие многоярусные стеллажи, заставленные спиртовками, колбами, ретортами, перегонными кубами, заваленные пыльными книгами, электронными приборами загадочного назначения и просто разнокалиберными бутылями – частично порожними, частично с какой-то дрянью. Но что сильнее прочего усугубило и без того угнетенное состояние моего духа, так это обилие на полках человеческих черепов. Черепа глядели на меня пустыми провалами глазниц, щерились мне своими безгубыми ртами. И даже то, что лишь незначительная часть из них выглядели настоящими, а подавляющее большинство было искусно изготовлено из самых разнообразных материалов, начиная с хрусталя и заканчивая сталью и деревом, облегчения мне не приносило. Имелось тут и несколько анаморфических, при жизни принадлежавших явно не людям, но было бы удивительно, если б в кабинете демонолога оных не оказалось.
- …таке Какаши, более известный как Копирующий Ниндзя. Дзеунин Конохи. Вы наверняка о нем слышали. Такой ловкий тип. Владеет шаринганом, не имея в жилах ни капли крови Учиха. А ведь шаринган не из тех вещей, про какие можно сказать, что это дело наживное. Пятая Хокаге держит вас за прямую угрозу Конохе, раз поручила синоби его уровня шпионить за вами. Нет, я не преувеличиваю. Хатаке Какаши – мой давний приятель, я имею неплохое представление о его возможностях. Это выдающийся человек. Но на меня, будьте уверены, его слава не возымеет эффекта. Никогда. Я не раскрывал и не раскрою ему никакой информации насчет вас.
Один из углов кабинета занимал какой-то электронный аппарат, мельтешащий тремя рядами дисплеев, который я сначала принял за ЭВМ. Укиё, подумал я, совершает на нем расчеты для своих исследований. Но, приглядевшись получше, я узнал в нем вовсе не компьютер, а самое настоящее чудо техники, как я слышал, наличествующее на Востоке всего лишь в нескольких экземплярах. Это был терминал видеонаблюдения. Совокупность камер – судя по количеству экранов, их насчитывалось двадцать семь – была размещена в пределах атолла и, разумеется, внутри самого особняка, позволяя Мутэ Юдзи быть осведомленным обо всем происходящем в пространстве, охватываемом этой сетью.
Хотя адмирал-префект и не уставал повторять, как он переживает, что не видел бой Наруто и Ямато собственными глазами, он не прилагал ни малейшего усилия, чтобы эти причитания выглядели правдоподобно, и теперь мне стало ясно почему! Не рискнув выбежать на улицу, где он с легкостью угодил бы под горячую руку Узумаки, Ямато или кого-нибудь из бойцов Окадзаки, Укиё наблюдал за ходом неравного поединка, не подымаясь из кресла.
А где, недурно было бы узнать, у него еще расставлены камеры? Уж не в ванных ли комнатах?
В данный момент Мутэ Юдзи, произносивший подслушанную мною речь, сидел на уголке стола рядом с малахитовыми настольными часами. Одной рукой он горячо жестикулировал, помогая себе вещать убедительнее, второй – беспокойно теребил объемную стопку документов, вместо пресс-папье прижатую сверху здоровенным, похожим на разводной ключ, штангенциркулем (хоть я и не сумел придумать, какое применение он мог иметь в демонологии).
Внешность двоих его собеседников говорила сама за себя. В принципе, я мог бы вам их описать – да зачем? В те годы каждый, кто носил на лбу протектор, был о них наслышан и за бутылочкой саке не упускал случая перемыть им косточки, осудить или одобрить их подвиги, а также высказать свое авторитетное мнение по поводу того, чего от них ждать дальше. Кое-где их называли демонами. Они и походили на демонов. Что-то неописуемо злое, угрожающее исходило от них, заволакивая кабинет каким-то неосязаемым жутким киселем, отчего кровь стыла в жилах, в горле вставал комок и сводило судорогой легкие. Оба они были одеты в черные плащи, разукрашенные красными облаками с белой каймой, но на этом их сходство заканчивалось. Первый – тот, что был выше товарища на целых полголовы, скрывал свое лицо под черной маской. Глубокая царапина, которой по негласному закону нукенинов был перечеркнут его протектор со знаком Скрытого Водопада, порыжела от ржавчины. Второй боевик родом из Деревни, герб которой ни о чем мне не говорил, держал наперевес тяжелую боевую косу с тремя лезвиями. Неестественно-пепельные, чем-то выбеленные волосы он зачесывал назад, а на груди у него болтался медальон, значение которого я вспомнил, несмотря на не оставляющий меня мандраж. Медальон выдавал принадлежность своего хозяина к секте поклонения жестокому богу Ясину, некогда отпочковавшейся от центрального течения буддизма. На всем южном побережье секта была запрещена и давно утратила былую популярность, однако до конца не угасла, и бродячие буддистские жрецы, взявшие на себя обет истребить богомерзких отступников, время от времени ловили какого-нибудь неосторожного адепта, а то и нескольких за раз. Мой почивший в бозе батюшка обожал публично прижигать им пятки, распинать заживо на столбах или травить голодными тиграми.
- Свежо предание, - презрительно бросил один из Акацки, чье лицо скрывала маска, а выше над нею будто две маленькие гнилушки светилась пара зеленых мутных глаз, - да верится с трудом. Я помню тебя молодым пиратским капитаном, Укиё, мечтавшим о титуле адмирала-префекта и личном художественном музее имени себя же. Уже тогда я знал, что душонка у тебя гнилая, но такого падения я от тебя не ожидал. Ты был воином, а стал торгашом. Причем замечу, говеным торгашом. Ты даже факт, что когда-то мы с тобой сотрудничали, в тайне удержать не сумел.
- Вы сами в этом виноваты, - возразил адмирал-префект. – Десять лет назад, когда вы вели себя тихо, о вас никто не спрашивал. Об Акацки просто не знали. Вас что, это огорчало? Весь Восток на ушах стоит из-за вас! Как демонолог, я знаю, что такое Биджуу и как они сильны. Да, для Акацки это настоящая находка, но к чему устраивать такой вульгарный перфоманс? Вы не просто начали охоту на дзинчурики, Какузу-сан, вы целую конкисту развернули!
- Когда у нас станет совсем паршиво с личным составом, я обязательно похлопочу, чтобы тебя взяли над нами старшим. Поведешь нас к светлому будущему, - съязвил террорист с замотанным лицом. – Что мы делаем, как и почему – не твое собачье дело. Наши акции – это НАШИ акции, а не твои. Дай нам повод заподозрить тебя в шпионаже, и ты можешь смело выбирать себе преемника, коли не хочешь оставить Черный Риф совсем без хозяина.
- Спрос рождает предложение, дорогие мои друзья. Я пообещаю вам никогда и никому не продавать информацию по Акацки, но я бессилен запретить клиентам, особенно постоянным, обращаться ко мне за таковой. Хатаке Какаши из Конохи – далеко не первый и не единственный, кому ваши выходки… пардон… «акции» не дают спать спокойно. Райкаге, Цучикаге, Казекаге… Те, чью спесь вы уже уценили на дзинчурики, жаждут возмездия, а остальные хотят знать, какая западня их ждет. Они не могут не понимать, что проблема Акацки рано или поздно коснется всех. Никто из них не поверит, что я, адмирал-префект Черного Рифа, вице-король преступного мира Востока, не имею о вас никакой информации. Отказ от торговли ею, ровно, как и продажа ложных сведений, будут расценены оными многоуважаемыми басилевсами однозначно и крайне предсказуемо: они отнесут меня к вашим сторонникам и ополчатся на меня. А мне это не нужно.


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 14:59 | Сообщение # 138

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
- А меня мало заботит, что тебе нужно. У нас не благотворительный фонд и не миротворческая коалиция. Выбирай наименьшее из двух зол, Укиё. Либо ты с нами, либо – с ними, и, как следствие, мы тебя уничтожаем. Подумай и сделай мудрый выбор.
Я не знал, плакать мне или радоваться. Мутэ Юдзи оказался меж двух огней – да таких, каких и врагу не пожелаешь: с одной стороны разъяренные Каге, даймё и вожди кланов якудза, алчущие крови дерзких нукенинов. С другой – эти самые нукенины, плюющие на все законы людские и божеские, уважающие лишь свои интересы и чаянья. Оба огня были более чем достаточно жаркими, чтобы подпалить адмиралу-префекту задницу, но от ликования меня удерживало то обстоятельство, что, когда прихлопнут Мутэ Юдзи, меня прихлопнут вместе с ним.
- Я выбираю-выбираю, Какузу-сан, - залебезил Укиё, - и я с вами, но поток клиентов, любопытствующих вашими персонами, с каждым месяцем все нарастает. Недавно ко мне обратился один молодой человек… солидный… очень солидный. И, полагаю, не менее знакомый вам, чем Хатаке Какаши. Его имя Учиха Сазке, и он родной брат… ну, вы знаете, чей он брат. Но я ничего ему не сказал. Вернее, не сказал ничего, что соответствовало бы действительности.
- Клянусь, ты врешь! – утробно прорычал седой, но Какузу знаком велел ему замолчать и заговорил сам.
- Я с наслаждением выпотрошил бы тебя, Укиё, и меня от этого удерживает только моя проклятая любовь к деньгам. Ты размещаешь жирные заказы на рынке охотников за головами, и во многом благодаря твоему капиталу этот рынок держится на плаву. Но вот мой спутник, как видишь, не настолько меркантилен, чтобы упустить шанс лишний раз пролить кровь…
- Готов предоставить вам компенсацию! Так сказать, за моральный ущерб! Если вы не побрезгуете, Какузу-сан, я выплачу вам двести… нет… триста тысяч наличными в залог нашего партнерства и искренней дружбы!..
- Деньги я заработаю сам, - ответил член Акацки, - я бизнесмен, а не грабитель – до рэкета и вымогательства не опускаюсь. Мы возьмем его.
Он ткнул костлявым пальцем в видеотерминал, а конкретно – в экран, где бесшумно плескалось море, уже принимающее в себя огромный шар закатного солнца, и на белом песке сидели двое. Плохая картинка не позволяла разглядеть, кто это был, но я догадался и так. Акацки осчастливили своим посещением Черный Риф определенно не для задушевных бесед с Мутэ Юдзи.
- Тут есть нюанс, - предупредил адмирал-префект, - мы условились с ними, что завтра их подберет один из моих кораблей, направляющихся на материк. Насколько я могу судить по той скудной информации, которая поступает ко мне из Конохи, по ним соскучились дома.
- И ты дал бы им уйти? Я разочарован в тебе как в ученом.
- Я вас умоляю, Какузу-сан! – Мутэ Юдзи возвел очи горе. – Я демонолог, а не заклинатель зверей! Мне немногого стоило пригласить дзинчурики погостить чуток у меня на Черном Рифе, но удерживать его здесь против воли – это выше моих сил. И я не столько озабочен тем, что это невыполнимо практически, сколько политическим аспектом вопроса. Одержимый демоном – всегда угроза, независимо от его характера, взаимоотношений с внутренним симбионтом и величины разрушительной силы симбионта. Но когда речь заходит о дзинчурики, то есть носителе одного из легендарных Биджуу, нужно признать, что он, дзинчурики, и в десятую часть не так опасен, как его хозяева. Дзинчурики всегда кому-то принадлежит. Кому-то влиятельному и грозному, а такие люди обычно крайне болезненно реагируют на попытки других влиятельных и грозных людей прибрать к рукам их добро… даже на время. Даже с исключительно научным интересом. То есть я, конечно, не могу прожить и дня без демонологии, но, поверьте, наука не стоит того, чтобы ссориться ради нее с Пятой Хокаге. В связи с этим, не могли бы вы, господа, повременить с захватом дзинчурики Кьюуби, пока из зоны моей протекции он не переместится на материк, где у Сенджу Цунаде уже не будет повода упрекнуть меня в недобросовестном исполнении обязанностей радушного хозяина? Случись это здесь, не думаю, что она станет разбираться, КТО ИМЕННО отнял у нее ее любимую игрушку. Она накажет всех.
- Ты мне еще смеешь условия ставить?! – зарычал Какузу.
Я ощутил острую неприязнь к незваным гостям адмирала-префекта, не имеющую, впрочем, отношения к мерзостной репутации их братства. Фиглярство, в которое меня втянула команда Ямато, с самого начала обещало быть не то дурным, не то и вовсе – низкопробным, и предчувствия меня не обманули. Но до сегодняшнего дня я почитал себя центром разыгравшейся драмы. Если я и был шутом гороховым, то, по крайней мере, шутом главным и наиважнейшим, и вот, с приходом Акацки, меня постигло разочарование. Этим анархистам, нукенинам, внушающим трепет даже Каге, я был совершенно не нужен, а нужен был им человек, участие которого в этой истории не выходило за рамки конвоира при моей сиятельной персоне. С одной стороны это, конечно, несколько отсрочивало мою скоропостижную кончину: приоритеты Акацки относились к реалиям, близким Каге, а не Владыкам, и для них я значил ничуть не больше, чем любой другой человек. Ну, этот жадный до наживы зеленоглазый, наверное, польстился бы на деньги, какие мог бы выручить за меня, продав, скажем, Ветру или Огню. Но сектант точно убил бы меня, не моргнув глазом. С другой стороны, это отодвигало меня на второй план и тем безжалостно калечило мое чувство собственной значимости и незаменимости.
Тогда я еще не подозревал, что на первом плане в этой истории я не стоял никогда.
- Пусть это останется на вашей совести, - развел руками огорченный Мутэ Юдзи. – Камера смотрит на пляж: это прямо напротив главного входа, вниз по каменным ступеням.
- Не заблудимся.
Вот-вот! Кто мне этот Узумаки Наруто? Пускай забирают!
За следующую секунду обстановка так преобразилась, что я осмыслил перемену уже после того, как она свершилась. Седовласый вдруг неуловимо исчез со своего места (бьюсь об заклад, я не сводил с него глаз, но так и не понял, когда же именно он успел столь молниеносно переместиться) и появился передо мною, распахивая настежь дверь.
- Пацан, - констатировал он, - зацени, Какузу.
Какузу заценил. Его нелепая голова, напоминающая обтянутый белым пергаментом костяной куб, коротко дернулась и стала медленно, словно была посажена на ржавые, давно требующие смазки шарниры, поворачиваться в мою сторону. Зеленые гнилушки вспыхнули и вновь померкли, и мне внезапно почудилось, что напротив меня необъяснимым образом стоит не один человек, а целых пять. Мутэ Юдзи называл Узумаки Наруто монстром, и тот был монстром, при этом оставаясь человеком. А этот Какузу являлся его антиподом, он носил человеческую личину, однако суть его виделась мне чудовищной. Если я хоть в малейшей степени дорожил рассудком, мне тотчас же стоило отвести взгляд, но я так опешил и, чего уж греха таить, перепугался, что позабыл, как двигаться.
- Ты только сейчас его заметил? – спросил он у товарища.
- Смеешься? – фыркнул тот. – Я слышал биение его сердца, когда он еще крался по коридору. Мне просто хотелось узнать, войдет он или убежит. Но он оказался ссыкуном.
- Вы слишком требовательны к ребенку, Хидан-сан, - включился в обсуждение Мутэ Юдзи, - ему всего десять лет.
- Десять лет? А волосы уже смотрите какие отрастил, до пят! Мало что не по полу волочатся.
- Волосы, говоришь? – в голосе Какузу промелькнула заинтересованность, а сам его звук на миг почему-то стал похож на звон монет. – И впрямь длинные. Рунну стоит поработать над своим умением составлять словесные описания людей: кабы не эта примета, ни за что б сопляка не узнал. Не трогай его, Хидан, это наследник клана Хикава.
- Да, это он, - сказал адмирал-префект, - собственной персоной.
Ясинит тут же оживился.
- Я в восторге! Уж не ведаю чем, но сегодня я заслужил благосклонность Ясина-сама, коли он посылает мне столь щедрый дар! – в доказательство своих слов он взмахнул косой. – Никогда еще мне такой удачи не выпадало, пустить кровь ни много, ни мало – даймё! Ведь Край Рек еще не капитулировал, а Хикава Ген уже отбросил копыта. Получается, пацана можно считать полновластным даймё, да? Ведь можно же, Какузу?
- Можешь считать его кем тебе вздумается, только не трогай его, придурок. Мальчик – часть нашей сделки с Йоахимом Рунном, а я, пускай Рунн и чужеземная сволота, не привык нарушать данное мною слово.
- Это не тема! Совсем не тема, Какузу! – запротестовал сектант. – Хикава, подумать только! Редкая удача! Можно сказать, вымирающий вид! Я не вчера вышел на большую дорогу и не первый год в нашем бизнесе, но…
- Бизнесом занимаюсь я, - не терпящим возражений тоном перебил его Какузу. – А то, что называешь бизнесом ты – резня и беспредел.
- Так вот и я о чем! Мне случалось отправлять в Нижний Мир разных людей, принадлежащих к всевозможным национальностям и сословиям. Я убивал простолюдинов, мещан и аристократов, детей, мужчин и женщин, старых и молодых, скрученных хворью и абсолютно здоровых – большинство из них без особой нужды, но в то же время во имя Ясина-сама, и, значит, не напрасно! Для таких жлобов, для таких нечестивцев как ты убийство – всего лишь физиологический, максимум – морально-физиологический акт, но для нас, правоверных ясинитов, убийство – священнодействие. И в каких бы условиях и сколь бы поспешно оно ни было совершено, оно все равно несет в себе этот обрядово-жертвенный смысл. Так должно быть. Но я не святой и потому отнюдь не все убиенные мною ложатся на жертвенник моей веры. Отнимая жизнь ради собственного удовольствия, я беру на себя тяжкий грех, но знай, Какузу, что и на тебе лежит часть этого греха.
- Ничего себе! Это что-то новенькое! А ну-ка растолкуй!


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:00 | Сообщение # 139

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
- Изволь. Была пора, когда я убивал без разбора и особого пристрастия, веруя, что для моего бога важно не социальное или материальное положение жертвы, а сам факт смерти. О, что за счастливые это были годы! Но потом объявились вы и ваша поганая свора, и сбили меня с истинного пути! В частности – ты. А всему виной твои рё, Какузу, твои капиталы и фонды, дебеты и кредиты.
- Продолжай, я весь в нетерпении, - зеленоглазый забавлялся, слушая входящего в религиозный экстаз Хидана.
- Мне и прежде доводилось убивать ростовщиков, капиталистов, нечистых на руку мытарей, словом, скопидомов, у которых денег куры не клевали. Я убивал и таких, кто купил был и тебя, и Лидера, и прочих наших братьев с потрохами, но не придавал этому значения… большого значения. Врать не стану, убивать богатых все же занятней, нежели бедняков, у кого за душой нет ни рё. Нищий расстается с жизнью без сожалений, ибо принимает ее как должное и не видит способа ее предотвратить. Для него смерть – воистину рок, судьба, точка в его жизни. С богачом не так. Капиталы дают ему иллюзию власти, а если он, к тому же, занимает высокий государственный пост, к ней прибавляется иллюзия светской власти. Он упивается ею. Поэтому ему претит мысль, что существует на свете первоначало, которое не подкупишь, которому не прикажешь и не договоришься с ним. Это первоначало – смерть, и я – его носитель и проповедник. В тот миг, когда я стою перед ними, когда заношу свою косу для удара, когда Ясин-сама смотрит на них моими глазами – к ним приходит осознание, что на свете нет силы, которая гарантировала бы им ещё хотя бы одну минуту жизни. Будь он даже даймё, будь он даже владыкой мира. Это миг исключительно ясного сознания и непосредственной близости к богу. И для них и для меня. Незабываемое наслаждение. Рай. Истина. Поиск этой истины привлекал меня и до вступления в Акацки, но не более, а с тех пор, как мы стали работать в месте я начал думать о ней все чаще и чаще, и теперь уже не могу выбросить ее из головы. Знаешь, почему?
- Потому что, убивая состоятельных людей, ты представляешь на их месте меня, - насмешливо прогудел зеленоглазый, принимая слова Хидана как признание его, Какузу, превосходства, – ты банален, Хидан… Что же, учитывая, что твоим мечтам в отношении меня сбыться не суждено, я согласен понимать это пристрастие как невинную шалость. Но не сегодня. Режь аристократов сколько душе угодно, а этого сопляка не трожь.
- Он ведь еще маленький, Хидан-сан, - взмолился Укиё, не желающий нести ответственность за мою смерть. – Помилосердствуйте.
- Милосердием я оскорблю свою жертву, а я всегда отношусь с большим уважением к тем, кого убиваю, - провозгласил Хидан, подымая косу с недвусмысленным намерением.
Не знаю, должен ли был я от такого признания умилиться душевной широте моего убийцы или благоговейно припасть к его стопам, но жеста я не оценил. Правда, на пол я действительно чуть не грохнулся, только не от восхищения, а от ужаса. Раз за разом, заглядывая в глаза смерти (сперва это была куноити Инузука Хана, прижимающая нож к моему горлу, опьяненная подвернувшейся возможностью разом лишить Край Рек будущего, устранив меня; затем – Ямато, взбешенный вестью о гибели той безвестной шпионки; подернутые посмертной дымкой глаза мертвого Окадзаки; и, наконец, террорист из Акацки, отрубивший ему голову, и вот теперь примеривающийся к моей), я постигал такие пучины страха, паники и ощущения собственной беспомощности, что, казалось, хуже уже быть не могло. Однако могло. И было. Каждый новый случай словно бы накладывался на предыдущий и усиливал безысходность, усугублял отчаянье и изничтожал остатки духа. Ноги у меня опять подкосились, я прислонился к дверному косяку, стараясь не упасть, ухватил ртом воздух, зажмурился и приготовился расстаться с жизнью.
- Хидан, мать твою! – спасение пришло оттуда, откуда я его не ждал. Какузу не сдвинулся с места, но ощущение было такое, будто он стоял между нами и заслонял меня от гибели. – Обещав Хикаве жизнь, я заключил сделку от имени Лидера, и, убив его, ты подставишь не меня – хотя меня тоже – а всю организацию. Тебе небезызвестно, какое наказание за это установлено. Правила одинаковые для всех. Не хочешь им следовать – скатертью дорожка, да только не забывай, что Акацки покидают вперед ногами и никак иначе.
Сектант размышлял недолго. Сказать точнее, не размышлял вообще.
- Надо будет запомнить, - процедил он, отступая назад, - двадцать восьмое апреля – день больших открытий. Похоже, статус даймё все же позволяет купить лишнюю минуту жизни. Век живи – век учись. А ты, сопля, беги. Да гляди, не попадайся мне больше – дважды тебе такого фарта не будет.
Конечно, выручил меня не душегуб Какузу, а Йоахим Рунн, выкупивший мою жизнь взамен на информацию о местонахождении дзинчурики Девятихвостого Лиса, но тогда, ошалевший и ничего не соображающий, я даже не задался закономерным вопросом, откуда экс-капитан дворцовой стражи узнал, где мы прячемся. Минуты две я стоял, не в силах поверить в чудесное избавление, наблюдая, как члены Акацки бродят по комнате, о чем-то говорят, торгуются с адмиралом-префектом и переругиваются между собой. Их губы шевелились, но слов я не слышал, будто меж нами воздвигли толстую стену, прозрачную для лучей света и совсем непроницаемую для звука. Далеко не сразу до меня дошло, что никакой стены нет, просто испуг временно оторвал меня от ткани реальности – в той точке, где с нею соприкасался человеческий слух. Я не слышал.
Неспособность воспринимать звуки несколько отрезвила меня, но мысли от этого (да, теперь это были полноценные и отчасти здравые мысли, а не истерические вопли и визги загнанного в угол животного) потекли совсем не в то русло, в какое им следовало устремиться. Надо было бежать, пока ясинит не передумал, но вместо этого я стоял, как загипнотизированный, и смотрел вглубь, внутрь себя, стараясь разыскать там основы и предпосылки обуявшего меня безумия.
И я видел. Мой страх уже не был просто страхом смерти, порожденным инстинктом самосохранения. Этот страх был уже не физической реакцией, а психологическим переворотом. Он как бы вышел на качественно новый уровень, если вообще позволительно применять это понятие к тому моральному падению, что меня постигло. Раньше я, отдавая себе отчет в своей врожденной трусости, признавался, что пойду на любую подлость ради выживания, я украду, оболгу, обреку на лютую смерть десять, сто, тысячу, миллион человек – и все лишь бы отвести от себя беду. Но, признавшись, я тут же ужасался себе. В глубине души я стыдился, я испытывал страх к своему страху. Теперь стыд исчез. Совсем. Ни одна плата, какую бы мне ни предъявили за свою жизнь, больше не казалась мне слишком высокой.
Я хотел жить. Отныне и вправду ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.
Внезапно все закончилось. Ко мне вернулась способность слышать, чувствовать и бояться. Я более не был бесстрастен и не смотрел на свой страх со стороны – он снова овладел мною. Кажется, я даже обмочился, когда слух со свистом и грохотом входил в меня.
Акацки продолжали беседовать с Укиё как ни в чем не бывало. Совершенно уверенные, что вдвоем без труда справятся с дзинчурики, они не торопились. Все равно Узумаки никуда не денется до завтрашнего утра. Страшно помыслить, как повезло этим ребятам: опоздай они на сутки, и остались бы с носом. Пришлось бы им вылавливать Наруто уже на побережье, а там нас наверняка ожидает целая делегация из Конохи, и еще неизвестно, чья бы взяла.
Правда, ставить точку в судьбе Узумаки Наруто пока было рано – это подтверждал и разнесенный в пух и прах сад, и состоящая из Ямато и Сакуры свита дзинчурики, которую тоже рано было списывать со счетов.
Опрометью – откуда только прыть взялась? – бросившись вон из кабинета демонолога, неожиданно для себя я уцепился за мысль, мол, надо бы со всех ног бежать к Наруто и рассказать ему о пришельцах с материка. Не понимаю, откуда она взялась. Ее происхождение было столь необъяснимым, что я на бегу выругался в голос, поражаясь тому, насколько она оказалась глупой. Через час, от силы – два, здесь разверзнется новый ад битвы ниндзя с ниндзя и чудовищ с чудовищами, куда масштабней и разрушительней вчерашней потасовки в оранжерее. Акацки позволили мне убежать и спрятаться, дали шанс не оказаться между молотом и наковальней. Разве пренебречь им было бы разумно? Нет. А я о чем подумал? Предупредить дзинчурики, дабы он встретил Акацки во всеоружии и дал им достойный отпор? Дабы налетел со своею огненною плетью на особняк и обрушил его стены на головы террористам, пока те еще не покинули здания? Черта с два! Будь ты проклят, Узумаки Наруто! Все мои беды от тебя, и пусть меня заберут злые духи, если Хикаву Сайто сколько-нибудь заботит твоя жизнь.


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:01 | Сообщение # 140

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
***

Сумерки колыхнулись, будто вспучились, и выплюнули бегущую человеческую фигуру. Человечек был мал, худ, но необычайно длинноволос, в расшитой черной тунике поверх красной рубахи. Он мчался сломя голову, и его явственный ужас заливал берег не хуже света подымающейся над морем луны.
- Сайто? – изумленно вопросил Наруто. Совсем не мальчика он ожидал увидеть. Грива царевича слиплась от крови, еще не полностью засохшей. Темные капли обильными брызгами слетали с них и падали в песок, заставляя Сакуру цепенеть, однако количество крови даже на самый поверхностный взгляд никак не соотносилось с тем, сколь резво бежал Сайто, и куноити несколько успокоилась, сообразив, что кровь была не его. И сам он, по-видимости, не пострадал.
- Узумаки! – заверещал Хикава срывающимся голоском. – Наруто! Там – враги!.. Там…
Сапог мальчика увяз в песке, он споткнулся и упал, перекувыркнувшись на спину.
- Акацки, - закончил за него Наруто, и, будто отозвавшись на это слово как на заклинание, рядом с Сайто появился мужчина. Именно появился, потому что мальчик с того момента, как глаза Сакуры различили его во тьме, пробежал значительное расстояние, а этот возник из ниоткуда, словно давно там стоял, но был невидим простому глазу. Форменный плащ он носил нараспашку, на мускулистое голое тело, а свою короткую пепельную стрижку, кажется, сдабривал какой-то фосфоресцирующей присыпкой, потому что в темноте она сияла как лампочка.
- Предупредить его хотел? – он ликовал, но чему – неизвестно. – Зря. Зря, парень. Надо было уносить ноги. Так всегда получается: сделаешь что-то хорошее, а в итоге тебе же боком и выйдет. Альтруизм нынче не в ходу. Я же тебе говорил: второй раз не попадайся.
Сайто издал полувизг-полустон, потонувший в оглушительных ветрах, пущенных им от испуга. Наруто ринулся на помощь, но было уже поздно. Нукенин взмахнул оружием, которое куноити не сразу распознала, уж слишком фантастическим оно было. Сакуре приходилось слышать, как в период войн крестьяне, сбиваясь в банды или отряды ополчения, крепили лезвия кос в одном направлении с древком, превращая сельскохозяйственный инструмент в некое подобие нагинаты. Уже один лишь вид этого оружия черни в руках члена Акацки поражал и удивлял, но тем невероятнее оно выглядело, что не было никак видоизменено относительно изначального положения лезвия. Только ниже основного лезвия, параллельно ему крепились еще два меньшей величины. Более нефункциональным и неудобным оружием можно было признать разве что столовую ложку. Но если незнакомец не строил из себя невесть кого, а действительно был причащен к темному братству Акацки, вряд ли следовало подвергать сомнению то, что проблем ему это не доставляло.
Он не рубанул. Приложил с размаху тыльной стороной древка, блестящим цилиндрическим набалдашником, и на миг показалось, что удар преднамеренно не смертельный… Но лишь на миг. На царевича словно бы скинули железобетонную плиту. Захрустели кости – натасканным слухом Сакура различала на звук, когда крошились ребра мальчика, когда лопнул позвоночник, когда раскололась тазобедренная кость, и острые обломки всего этого, перемешиваясь и перекручиваясь, рвали внутренние органы в клочья. Странно, но эти треск и отвратительное хлюпанье, даром что продолжались долю секунды, не нарушались ни вскриком, ни всхлипом жертвы.
Умирая, Сайто не проронил ни звука.


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:02 | Сообщение # 141

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
Глава 18

Последнее дело – отплывать на заходе солнца. Отчаливать от безлюдного, еще теплого после дневного марева пирса, с которого никто не пожелает тебе попутного ветра и доброй добычи. Уходить в соленую темноту, в ночь, бежать, будучи подгоняемыми призраком необъяснимой угрозы, когда она, верно, существует лишь в твоем воображении. Когда на всем Черном Рифе не найдется, да будь ты сладкоречив как сам Будда, ни единой живой души, разделившей бы твою тревогу. Когда каждый вокруг погружен в то состояние, какое здесь называют безмятежностью, а во всех цивилизованных странах именуют разгулом. Когда в портовых кабаках не протолкнуться от спекулянтов, мошенников и шлюх. Когда неспешная беседа мирно соседствует с пьяным гомоном, а похабная песня живет в согласии со спором о падении цен на булат и яблочный сидр – но идиллия эта не вечна: чуть позже, стоит сумеркам сгуститься, они вступят в противоречие. Из противоречия родится конфликт, конфликт потянет из ножен сталь, затрещит лавками и столами, зазвенит бьющимися стеклами, застонет ранеными и умирающими – и тем изживет самое себя, позволив появлению взвода островной милиции стать достойным апогеем этого древнего, как сама история питейных заведений, ритуала. Когда над трущобами, перебивая вонь и смрад, повисает непробиваемый дух конопляного дыма, алкоголя и разврата. Когда капитан, возвратив корабль в порт после месячного рейда, через каких-то полутора суток велит отчаливать снова. Когда все без исключения матросы на палубе трезвы как стеклышко, и никому из команды, даже старому боцману, который любой призыв к умеренности воспринимал как личное оскорбление, за всю ночь и весь день не было дано разрешения сойти на берег, дабы пропить и прогулять честно награбленные рё…
Ни один пиратский капитан Черного Рифа в здравом уме не отдаст подобного приказа. Такого команда ему не простит.
В этот раз – простила.
Вместе со старшим помощником они распродали товар. Нельзя сказать, что по бросовым ценам – и капитан, и старпом были рождены далеко от берегов Черного Рифа, но настоящую школу жизни прошли здесь и без преуменьшения стали достойными сыновьями своей альма-матер. Чтобы выжить на Рифе и не быть в обиде простого желания получить причитающееся – мало. Надо было еще уметь ценить деньги дороже своей шкуры – то, чем многие хвалятся, но в действительности умеют единицы. Как ни парадоксально, только так порою и можно было спастись и не пойти притом по миру. Словом, если и витал здесь восхваляемый поэтами дух пиратского авантюризма, то жил он в теле безжалостной практичности, и даже страх перед носферату в черных плащах не мог перевесить этой неуемной жажды наживы. И, тем не менее, капитан не торговался со скупщиками так, как он делал это всегда. Кое-кто из них углядел в его поспешности знак, прочие оставили это без внимания – да и сам-то капитан не ответил бы, что конкретно его так подгоняет. Он не знал. Он просто чуял недоброе. Так или иначе, никто из тех людей, с кем он вел дела в этот апрельский день, не сделали никаких выводов и сверх обычного никаких мер к сохранению жизни и имущества не приняли. А зря.
«Акебоно» отшвартовался и пошел к выходу из гавани, мимо волнорезов, где как мухи на булавках торчали посаженные на колья пленные катунийцы. Солнце налилось кровью и камнем ухнуло за горизонт – гавань они покидали уже ориентируясь лишь по огням зажигающихся один за другим маяков. Черная вода липла к бортам, вялый ветерок бессильно путался в парусах под аккомпанемент надсаживающегося двигателя. Мертвецы с кольев провожали их провалами выклеванных глазниц.
Капитан окатил матросов на палубе потоком отборной брани, словно те могли что-то поделать со штилем, и проследовал на корму. Довольно с него ниндзя, под чьими знаменами бы они ни служили, какие одеяния и знаки различия не носили бы! Он сыт по горло их техниками, их сверхчеловеческой силой… и, что самое главное, их наглой манерой держать себя, будто это не пиратской вольнице, а им принадлежит все вокруг, и это еще не предел. Хватит. «Акебоно» берет курс в тропические воды, туда, где бороздят океанические маршруты пузатые корабли темнолицых южан. Где, куда ни глянь, только вода вокруг, ни клочка земли, ни скалы, ни камушка. И никаких заходов в порт.
И никаких попутчиков в черных плащах.
Если удача не оставит «Акебоно», и подфартит взять какое-нибудь отбившееся от конвоя купеческое суденышко, они – капитан поклялся бы на чем угодно – перережут всю команду. Возьмут только товар и ни одного раба. Даже если те все единодушно согласятся сдаться добровольно и будут на коленях вымаливать пощаду. С этого дня – никаких посторонних на борту.
От острова «Акебоно» отделяла уже целая миля, когда с атолла, откуда-то от смутно угадывающейся оранжереи Укиё щелкнуло, грохнуло, потом кто-то завыл – дико, нечеловечески, и снова пошло щелкать, словно кто-то орудовал гигантским бичом. Да так быстро, что непрекращающиеся удары вскоре слились в один ровный мощный рев. Капитан увидел вспышку, полыхнувшую пурпурным и красным, и тут же поблекшую.
- Поднять паруса!.. – рявкнул он, но голос сорвался на хрип. Капитан прокашлялся и заорал уже во все горло. – Поднять паруса! Все, кальмарьи кишки, все паруса!.. Шевелись, высрань! Плевать, что ветра нет – будет! Машинному отделению топлива не жалеть! Полный вперед!

***

Адмирал-префект широко зевнул, прикрыв рот рукой.
- Простите, - извинился он, - почти двое суток не спал. Как раз собирался прилечь, когда нагрянули эти…
Он махнул рукой в сторону пляжа. Отсюда, с балкона его особняка было не разобрать, что происходит в темноте, но можно было строить предположения по звукам: громкому свисту и щелканью огненного бича, крикам «Орра!», «Стой смирно, сука!» и издевательскому смеху незнакомого дзеунину мужского голоса.
- Смотри внимательно, - повелительным тоном сказал адмирал-префект, - и пересказывай мне все. Ничего не упускай.
Ямато не отреагировал, так как Укиё обращался не к нему. На плече у адмирала-префекта перебирало тремя или даже четырьмя парами многосуставчатых лапок диковинное существо, отдаленно похожее на бурую ящерицу в локоть длинной. С передней стороны пузатого тела торчали целых три морщинистые шеи, увенчанные каждая крупным оком без какой-либо пасти или рта под ними, а с задней свешивался непрерывно извивающийся и корчащийся тонкий крысиный хвост. Чешуйчатую спину украшали два кожистых крыла – слишком мелких, чтобы поднять существо в воздух, но вполне годящихся, чтобы прятать под него все три своих «головы». Что существо в данный момент и проделывало, не переставая тяжело дрожать. Поперек тела тварь была перехвачена кожаным ремешком с пристегнутой к нему стальной цепочкой, другой конец которой Мутэ Юдзи намотал себе на кулак.
«Демон, - пояснил адмирал-префект дзеунину. – Летать – не летает, зато бегает быстрее тигра».
- Да не трясись ты. Мелюзгу вроде тебя он даже не замечает. Пока ты со мной, ты в полной безопасности.
Непонятно, что возымело действие: вера в заступничество хозяина или боязнь наказания, но существо повиновалось. Крыло шевельнулось, освобождая одну из голов. Тяжелое веко несколько раз сомкнулось и разомкнулось, словно демон приноравливался к яркому свету – притом, что вокруг стояла непроглядная темень.
- Я вижу троих, - пропищал он. Откуда вырвался этот звук, и чем существо его издало, Ямато не уловил. – Всеблагого и двоих смертных: мужчину и женщину…
- Что делает женщина? – перебил демона Ямато. В темноте он видел и сам, без посторонней помощи, но, к сожалению, не на таком расстоянии. Демон хранил молчание, и тогда адмирал-префект, смилостивившись над дзеунином, задал ему тот же вопрос:
- Что делает женщина?
- Ничего. Стоит в стороне. Готова в любой момент вступить в бой, но пока не вмешивается. Видимо, боится помешать Всеблагому.
У Ямато отлегло от сердца. В Наруто он был уверен, а вот в Сакуре… Он помнил наизусть ее медицинскую карту и знал, со дня на день у девушки должны были начаться месячные – неприятная особенность женщин-ниндзя, с которой приходилось считаться каждому капитану, имеющему в своем звене куноити. На несколько дней Сакура станет чуть менее чем полностью бесполезной. Или, если память подводит его, уже стала.


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:03 | Сообщение # 142

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
- Где-то рядом обязательно есть второй член Акацки, - заметил Ямато, - не может не быть.
- Есть, - согласился Укиё. – Его зовут Какузу из Скрытого Водопада. Утверждают, что он старейший из Акацки. А тот, что отбивается от Кьюуби – Хидан, зелот и воспитанник секты поклонения богу Ясину. Вы разминулись с ними всего на пару минут, Ямато-сан. Эти двое вломились ко мне в дом, пытались угрожать, перевернули все вверх дном. Телохранителей вот перебили, мерзавцы. Где мне теперь нанимать ниндзя для личной охраны? Какая Деревня согласится выделить своих бойцов, узнав, что ко мне захаживают Акацки? Безобразие!
- Как нам лучше с ними биться?
- Мне-то откуда знать? – Мутэ Юдзи бросил на дзеунина изумленный взгляд. – Вы здесь ниндзя, а не я.
- Вы прекрасно поняли, о чем я. Каждый из Акацки имеет какую-то уникальную особенность – или их набор – благодаря которой его и приняли в организацию. Чтобы победить их, мне нужно знать их способности, а также сильные и слабые места. Вы владеете хоть какой-то информацией на сей счет?
- Они приближаются сюда, - пискнул Наблюдатель. – Нет… снова вернулись на пляж.
- Поберегите ключицу, Ямато-сан, она ведь только-только у вас зажила. И, ради всех богов, отдайте вы им дзинчурики, - адмирал-префект успокаивающе погладил маленького демона по спинке, - сохраните жизнь хотя бы себе и юной Харуно. Акацки – не ваш уровень.
- Предоставьте мне самому судить об этом.
Укиё стоял, навалившись своим сухим телом на перила. Он не глядел на Ямато, лишь то одобрительно, то осуждающе кивал головой, внимая отрывистым рапортам демона. «Всеблагой теснит ловчего». «Всеблагой подался назад». «Ловчий невероятно быстр – Всеблагой не может поразить его своим оружием». «Приближаясь к женщине, Всеблагой начинает сдерживаться… опасается навредить ей». Он тараторил без умолку, перебивая сам себя, из чего Ямато заключил, что бой проистекает более чем стремительно.
- Мои условия вам не понравятся, - сухо изрек адмирал-префект спустя минуту или две.
- Давайте, сначала я их выслушаю и тогда буду делать выводы.
Мутэ Юдзи помедлил еще секунду.
- Десять миллионов рё за ясинита, - сказал он, - и пятьдесят за Какузу из Скрытого Водопада.
Дзеунин потеребил мочку уха. Как никогда в жизни ему сейчас хотелось ослышаться.
- Десять и пятьдесят… Шестьдесят миллионов за обоих – пускай даже за Акацки, это нереально мно…
- Торг неуместен, - осадил его Укиё. – Выступая против Акацки, я рискую собственной жизнью. В отличие от вас, капитан, я делаю это нечасто, поэтому и расценки соответствующие. Ну как? Беретесь за заказ?
- Я не уполномочен принимать заказы на такие суммы, - слабо проговорил Ямато.
- Кого вы пытаетесь надуть, капитан? Вы уполномочены руководить величайшим сокровищем Пятой Хокаге – дзинчурики Кьюуби, а заказы брать не уполномочены? Нестыковочка выходит.
- А нет ли… каких-либо… альтернатив?
- Аль-тер-на-тив? – по слогам повторил Укиё. – Какие, позвольте узнать, такие «альтернативы» вы имеете в виду? Распродажу? Сезонные скидки? У меня, к вашему сведению, ничего такого нет, и не предвидится.
- Ловчий поддается, - пропищал демон, - готовится броситься наутек. Только уставшим он не выглядит, хотя Всеблагой этого не замечает.
- Слышите, что говорит мой ручной демон? – покачал головой адмирал-префект. – Акацки уже расставили на Узумаки ловушку. А он и счастлив броситься в нее очертя голову. Последовать его примеру и драться с двоими нукенинами, не имея представления о способностях неприятеля – ваше право, но – поймите меня правильно, Ямато-сан – это не уличная шпана, они же вас растопчут. Признаюсь, я буду скучать по такому собеседнику как вы.
«Шестьдесят миллионов рё! Шестьдесят! Сколько лет мне потребуется, чтобы отработать такую сумму?!»
- Вы колеблетесь, - сжалился Укиё после еще одной минуты томительного молчания, - но, думаю, отнюдь не из-за того, что ваша карьера пойдет прахом в ту минуту, когда долговая расписка ляжет на стол Пятой Хокаге. Вы же не имеете в виду… что Коноха настолько стеснена в финансовом отношении, что не сможет расплатиться по счетам?
- Вы неверно…
- Все верно, мой друг. Все верно. Не нужно оправданий. Не вся моя жизнь прошла в разбоях и грабежах, в коммерции я тоже кое-что смыслю. Шестьдесят миллионов рё – большой, но не заоблачный долг – отказ выплачивать его ударит по репутации Конохи сильнее, чем десяток заваленных заказов. Хотя это, выражаясь языком плебеев, «не моя проблема», портить отношения с Пятой Хокаге и Хатаке-доно из-за денег – неразумно.
- Это значит…
- Это значит, я сделаю вам предложение иного рода.
- Я весь внимание, Мутэ-сан.
- Ценю вашу деловую хватку. Итак, как вам известно, Акацки захаживали ко мне и прежде – по разнообразным поручениям своего хозяина и по личным вопросам – но сейчас я склонен расценивать свое сотрудничество с ними исчерпавшим себя. Вы видели, во что они превратили мой особняк. Разве можно делать бизнес с людьми, проявляющими к тебе столь вопиющее неуважение? Эту связь пора разорвать. Я поведаю вам все, что мне о них известно, а вы убьете их обоих – Какузу из Водопада и ясинита Хидана – прежде, чем они покинут Черный Риф. Прежде, я подчеркиваю. Это официальный заказ на головы Акацки, и будет скверно, если о нем узнает Лидер темного братства. Мне все равно, получат ли они Девятихвостого Лиса, просто уничтожьте обоих террористов.


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:03 | Сообщение # 143

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
- Вы просите невозможного! – запротестовал Ямато. – Вот было бы тут кроме нас четыре или пять звеньев ANBU…
- Но их здесь нет, - оборвал его Укиё, - а мои телохранители лежат мертвые. И потому, дабы застраховать себя, я обязую Коноху выплатить мне, адмиралу-префекту Черного Рифа Мутэ Юдзи, неустойку за каждого выжившего террориста в оговоренном ранее размере: десять и пятьдесят миллионов рё.
- Поимейте сове…
- Кроме того, вы обещаете свести к минимуму разрушения, причиненные порту в бою, ровно как и число человеческих жертв среди местного населения. В особенности предупреждаю вас против повреждения и затопления кораблей. Стоящий в доках пиратский флот – основа существования моего острова. И ежели он сгорит от пламенного дыхания вашего питомца, такой малостью как шестьдесят миллионов тут не обойдется, клянусь вам. Это все условия. По-моему, они справедливые и просто-таки суицидально щедрые. Практически халява для вас.
Капитан всегда считал Мутэ Юдзи человеком, способным на самые беспрецедентные замечания. Вроде как сейчас: не моргнув глазом, назвать устранение двоих членов Акацки «халявой». Ямато в общем-то не страдал отсутствием чувства юмора, но в эту минуту выходки адмирала-префекта его почему-то не веселили.
- Да… Ямато-сан, забыл предупредить: по вашему лицу я вижу, что вы сейчас обдумываете вариант, предусматривающий получение искомых сведений силой… Не советую. Категорически не советую. Острова живыми тогда не покинете ни вы, ни ваши подчиненные. Возможно, кто-то один наиболее удачливый. Но не трое. И не двое.
Делать так нельзя. Нельзя убивать Укиё. Взглянув на костяшки своих пальцев, Ямато повторил это себе в двадцатый или тридцатый раз.
- И... почему неустойка за второго нукенина в пять раз больше?
- А вот об этом я расскажу вам, когда мы ударим по рукам. Ну? Да или нет?
Шестьдесят миллионов. Ямато конвульсивно сглотнул.
- Да.

***

На коротком деревянном мосту, соединяющем атолл с гнилым помостом пиратских трущоб, ему преградил дорогу какой-то тип с арбалетом. Увидев скачками несущегося на него Хидана, человек вскрикнул и поднял оружие – и это несмотря на то, что в соответствии с распоряжением Укиё стрелять не должен был ни при каких обстоятельствах. И пусть спустить курок ему так и не пришлось – коса, просвистев, снесла бедняге полчерепа – его крик переполошил группу вооруженных людей, сгрудившихся у перекрывающих мост ворот. Хидан знал, что они также имели приказ не вмешиваться в охоту на демона, покамест она не создавала прямой угрозы жизни и здоровью самого адмирала-префекта. Для того чтобы отдать его, Укиё не требовалось ни выходить из дому, ни разыскивать кого-нибудь из слуг, разбежавшихся при появлении Акацки. Все посты стражи, все учреждения в городе, призванные следить за порядком и противопожарной безопасностью – а любой город, разросшийся до определенных размеров испытывает нужду в полиции и пожарной части, даже пиратский порт – были телефонизированы. А сам особняк адмирала-префекта ломился от телефонов, радиостанций, переговорных устройств и прочих средств проводной и беспроводной коммуникации. В этом отношении Мутэ Юдзи выгодно отличался от Великих Каге, зачастую не располагающих ресурсами для подобного технического оснащения своих деревень и подразделений синоби.
Оно и понятно – грабить во все времена было выгодней, нежели зарабатывать.
Хидан проломил наспех построенную линию, расшвыривая и рубая стражников огромной косой. Удары фальшионов и тяжелых пиратских шестоперов сыпались на него со всех сторон, но ясинит без труда уворачивался, принимал их все на древко косы или ловил в щель между лезвиями и выкручивал так, что оружие вылетало из рук врагов.
Он убил троих или четверых, в два раза больше ранил и обезоружил, когда по его ушам резанул дикий рев и, оглянувшись, Хидан увидал на фоне ночного неба нечто вроде метеора, несущегося прямо на него. Метеор рычал и выл, оставляя за собою в воздухе шлейф кумачовой чакры. Вокруг него выписывала безумные петли тугая светящаяся плеть.
Нельзя мешкать. Прощальный взмах косой – еще один пират лишается головы – прыжок, и Хидан уже по ту сторону ворот. Мост тряхнуло, качнуло, он затрещал, но, однако же, выдержал. По тому, как истошно заверещали люди, выжившие после столкновения с ясинитом, он сообразил, что Узумаки приземлился прямо на них. Впереди маячили ржавые крыши Черного Рифа, и горели мутные уличные фонари, едва различимые в спутанных клубках проводов на столбах.
- Двадцать восьмое апреля! – орал он на бегу, вращая косу над головой. – Двадцать восьмое, Ясин-сама!
Ничего не понимающие люди, с клинками наголо и безоружные, отступали к стенам домов и провожали его взглядами. Никто не рвался вызнать у Хидана, чем его так всполошила сегодняшняя дата.
- Ора! Орррра!


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:03 | Сообщение # 144

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
Дзинчурики настигал его, сокращая разрыв гигантскими прыжками. Огненный хлыст стекал с его правой руки и волочился вслед за хозяином, совершено увлеченным погоней и не замечающим, как тот якорем цепляется за все, что ни попадя, словно пытался притормозить смертоубийственный бег хозяина. И он тормозил. О края крыш, углы и лестницы, об оконные и дверные проемы. Драл в клочья деревянный настил, заменявший порту земную твердь, рвал и полосовал ненароком угодивших под него людей.
Когда дело дойдет до рукопашной, Хидан, пожалуй, поспорит с ним в скорости, но бегать по городу от быстроногого демона – толку мало. Ясинит толкнулся ногами и прыгнул на водосточный желоб трехэтажного строения справа. Желоб просел под ним, скобы не выдержали, и конструкция обрушилась вниз, но Хидан был уже на крыше. Теперь четыреста или пятьсот метров ему надлежало преодолеть по открытому пространству – сомнительная радость с таким хищником на хвосте, но придется рискнуть. Затягивая бой, он играл на руку противнику – более проворному, более свирепому, более выносливому, чем он сам.
В определенный момент ясинит понял, что за ним больше не гонятся. Резко крутанувшись назад, он увидел смутные очертания крыш, силуэты кораблей в далеком порту, не подсвеченную ни одним прожектором выпуклость оранжереи – но огнедышащего чудовища, получеловека-полудемона, не было заметно нигде.
«Надо было медленнее бежать… Неужто оторвался?»
Двухэтажная круглая башенка в половине квартала от Хидана заметно покачнулась, заскрежетав железным каркасом, и заходила ходуном. Внутри кто-то бесновался и шумел как пойманная в клетку дикая лисица, и ясинит не сдержал улыбки. Дзинчурики не учел той мощи, какую ему дала его одержимость, воплощенная в облегающем багрово-черном доспехе. Передвигаясь семимильными скачками, он упустил из виду: чем дальше и резче он совершает бросок и чем больше чакры в него вкладывает, тем прочнее должна быть поверхность в том месте, куда он этот прыжок намечает.
Здесь, на Черном Рифе, в мире прогнившего дерева и проржавевшего металла, сила дзинчурики обернулась против него самого.
«Сейчас, Какузу, - взвыл про себя Хидан, - сейчас бы ударить!..»
Но Какузу не показывался. Он ненавидел импровизацию и прибегал к ней лишь в тех случаях, когда первоначальный план боя (а также и запасной, и второй запасной, и третий) давал осечку. Какузу ожидал в засаде на обусловленной позиции, и ничего, даже если б небо и земля внезапно поменялись бы местами, не могло внушить ему хотя бы мысль, что возможно действовать как-то по-иному.
Над проломом в крыше взметнулся багровый хлыст, и следом за ним оттуда, как пробка из бутылки, вылетел сам дзинчурики. Хидан застонал и стиснул зубы. Момент был упущен.

***

Большой смуглолицый пират подавал признаки жизни, но все, что Сакура могла для него сделать – это добить. У мужчины отсутствовали обе руки – хлыст Наруто, которым он размахивал, преследуя боевика Акацки, оттяпал ему их почти по плечи. Тут же рядом они и лежали, одна все еще сжимала катану, вторая – погасший факел. Слишком большая кровопотеря делала любое врачебное вмешательство бессмысленным, но пират был еще жив: в агонии он корчился возле стены дома, там, где его и настиг удар демонического оружия, сучил обрубками, хрипел и плевался кровью.
Рядом, буквально в двух шагах, в куче собственных кишок лежал толстяк, которому хлыстом вспороло живот. Больше всего он походил на раздавленный помидор. Чуть поодаль Сакура видела следующий труп, за ним – еще и еще.
- Добрые духи… да тут настоящая бойня! – вокруг с феноменальной быстротой, на какую способны лишь сообщества, чуждые всякой дисциплине и зиждущиеся на грубой силе, начала скапливаться толпа мужчин, вооруженных весьма разношерстно. Пьяные, озлобленные, они появлялись из домов и окрестных улиц, и сразу же начинали сыпать проклятиями, осматривая учиненный генином погром. Некоторые из них несли с собой факела и лампы, несмотря на то, что уличное освещение почти не пострадало от ударов хлыста. Огонь дрожал в стеклянных колбах, трещал на промасленной пакле, кроваво отражался в обнаженных клинках.
- К оружию, вольница! На нас напали!
- Напали? Кто напал?! Огонь? Пустынники?
- Катунийцы! Нордлинги! Задумали отомстить нам! А ну, парни! К оружию! Скинем паршивцев обратно в море!
Сакуру никто словно бы и не замечал. В открытом вечернем платье, с вплетенными в волосы цветами, ее почти наверняка сочли местной проституткой – из тех, что подороже. И то сказать – полулицы раскурочено, на дощатом настиле два десятка трупов – до шлюх ли сейчас?
- Стойте! Стойте, браты! Никакие это не нордлинги! Я только что из порта, там только шум слыхали, да ничего не видали. Тишь да гладь, корабли в доках стоят целехоньки!
- Врешь, собака! Бей его, парни! Это лазутчик! Провокатор!
- Уймись! Уймись, кому говорю! Оглянитесь вокруг, браты! Если это все катунийцы сотворили, что же они, мать их, за черти такие?!
Вооруженная толпа зашумела, заспорила, блеснули клинки, кого-то утихомирили, кто-то пополнил счет мертвым телам, но, в конце концов, коллективное мнение склонилось к тому, что катунийцы – варвары, шельмецы и негодяи – тут ни при чем. Следующая догадка, хоть и не вполне верная, возникла тут же, и было заметно, что она многим пришлась по душе.
- Демон! Один из демонов Укиё вырвался из клетки!
Кто-то сразу выразил сомнение – ему тотчас же указали на изувеченную улицу. И добавили, что катунийцам или кому-то еще, дабы устроить такое в центре Рифа (то есть почти за милю от порта, куда мог войти вражеский флот), необходимо было бы сперва научиться летать.
- Кто доверил Укиё право властвовать над Черным Рифом? Кто помог ему сбросить прежнего адмирала-префекта? Мы, браты, мы! Вольница! Нашим пособлением воцарился он на Рифе! И заради чего? Что, мы при нем лучше жить стали? Что, деньги у нас в карман не лезут? Поставили главным полоумного, вот и получили: не остров, а заповедник нелюдей! Дождемся, он нас всех на корм своим тварям пустит!
- Будто мы ему позволим!
- Раньше море высохнет! Долой подлеца!
- Козу ему! Кончилась его власть!
- Долой!


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:03 | Сообщение # 145

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
Выходило скверно. Допустим, Наруто одолеет Акацки, но что они будут делать дальше, если Мутэ Юдзи свергнут его же подданные? Сакура вообразила, как разъяренная пиратская орда, ворвавшись в особняк, распорядится Мирной и остальными служанками, и заскрипела зубами.
- Сакура! Ты что здесь делаешь?
Прямо над ней, на подрубленном навесе, в тени покосившейся вывески сидел на корточках Ямато. На нем были не обычные рубаха и штаны, а униформа охотника за головами – вроде той, какую он носил в Краю Рек, и Сакура опять пожалела, что одета не по-боевому.
- Ямато-сан! – девушка вспрыгнула к нему, и крыша под ними двоими опасно пошатнулась. – Здесь… Все эти люди…
- Без эмоций, Сакура. «Все эти люди» - враги нашего государства. В борьбе с пиратами Край Огня потерял тысячи жизней и сотни кораблей. На каждого обитателя Рифа приходится по пять наших соотечественников, погибших в морских стычках. То, что Какаши-семпай благодаря личному знакомству с адмиралом-префектом, нашел для нас убежище на этом острове, еще не делает Укиё нашим другом.
- Но нам же не вечно сидеть на пиратском острове! Сегодня погибли уголовники, а завтра кто? Наши товарищи?..
В пиратской массе наметилось организованное движение. Идея насильственной смены власти получила резонанс так же быстро, как и родилась, но от Сакуры не укрылось, что на призыв немедленно воплотить ее в жизнь откликнулись далеко не все собравшиеся. Кто поумней, сразу понял, что спонтанное восстание обречено на провал, и от двинувшейся к особняку толпы по одному, по двое стали отставать, отделяться люди, тотчас же теряющиеся в переулках и подворотнях.
- Об этом после. Сейчас нужно догнать Наруто. Все говорит о том, что его хотят заманить в ловушку. Проклятье, да это так очевидно, что Наруто – набитый дурак, если не понимает!
- Ловушка… Да, я согласна. Но… я… - Сакура задумалась, подбирая слова. – Не вините его, Ямато-сан. Он только что пережил большой шок и… слегка разозлился…
- Шок? – недоверчиво переспросил дзеунин, как будто не зная, что для генина причиной шока становится любое потрясение сильней непредвиденного нарушения распорядка приема пищи.
- Акацки… убили Сайто.
Вообще-то, если говорить о врагах, то по своему статусу Сайто ничем не отличался от разбойников Укиё. Но не он сам, а наследие отца сделало его врагом Огня, и чисто по-человечески Сакура мальчика жалела. Ямато же новость принял сдержанно, и лишь нервно дернувшийся уголок рта свидетельствовал о том, что она его огорчила.
- Поспешим.

***

Преследовать убийцу было приятно. Наруто не сомневался, что вскорости его настигнет. Его агрессивный стиль боя, размашистые движения и любовь к долгим, требующим огромного напряжения сил прыжкам говорили генину, что противник более привычен к коротким победоносным схваткам, нежели к затяжным погоням. Из всех стратегий Наруто и сам признавал единственно оптимальной только бешеный натиск. Природа здорово посмеялась над ним, наделив тягою всегда и везде играть по правилам, хоть и на грани фола, но обделив всякой способностью к подвоху и любому предательству.
С недавнего времени генин начал находить в себе еще большее неприятие подвоха и предательства, чем прежде.
Не верилось, что бегство нукенина – признак его слабости. Он завлекал Наруто в ловушку. Не ту, где генину угрожали бы засада или подлый удар в спину, а такую ловушку, в которую мог бы угодить только одержимый демоном. И, сказать напрямоту, Наруто в нее уже угодил. И вдобавок оставался нерешенным вопрос, как убийство сопляка Хикавы сумело подействовать на него до такой степени, ибо прилив гнева, испытанный им на пляже, был сравним, а, возможно, и превосходил тот, что едва не стоил жизни Орочимару.
- Кругом одна западня и подстава, - проворчал Наруто, адресуя эти слова Кьюуби, - а тут еще ты.
«ЧЕМ НИЧТОЖНЫЙ КЬЮУБИ НЕ УГОДИЛ СВОЕМУ ЯСНОВЕЛЬМОЖНОМУ ПОВЕЛИТЕЛЮ?»
- Я был достаточно зол, когда этот сучий потрох делал из Сайто отбивную у меня на глазах. Ничто не мешало тебе пустить чакру мне в мозг безо всяких ограничителей и снова превратить меня в твое орудие. Но ты этого не сделал, и мне не верится, что из жалости.
«ПРИ ДВУХ-ТО ХВОСТАХ?»
- Не дури, это мы с тобой уже проходили. В кнуте твоей чакры больше, чем в пяти хвостах вместе взятых. Нет, воротник, тебе меня не провести!
«НУ И В ЧЕМ ЖЕ МОЯ «ПОДСТАВА», КАК ТЫ ИЗВОЛИЛ ВЫРАЗИТЬСЯ?» - во внутреннем голосе Лиса сквозила некоторая напряженность, и генина внезапно осенило.
- Тут не подстава. Тут инстинкт самосохранения. На то, чтобы полностью освободиться, тебе нужно несколько минут, в течение которых ты занят преодолением печатей, а я теряю волю ко всему.
«ПО-ТВОЕМУ, В УКАЗАННЫЙ ТОБОЮ ПРОМЕЖУТОК ВРЕМЕНИ МЫ ОБА БЕЗЗАЩИТНЫ?»
- Нет. В прошлый раз, когда я повелся на твои подначки, высвободившаяся чакра разломала в щепки мост Небес и Земли. Сам Орочимару не рискнул приблизиться к нам, а уж эти убырки и подавно не сунутся. Но я знаю, что в какой-то части этого действа все-таки есть пара секунд, когда ты уязвим и беспомощен, и тебя можно брать голыми руками. За зад. – Что-то подсказывало генину, будто это непременно должно приключиться в момент аннигиляции последней печати на клетке Лиса. Той, что олицетворяла последний подвиг, жертву и, по сути, посмертие Четвертого Хокаге. Обосновать свою теорию он затруднялся, но парадоксальным образом почитал ее само собой разумеющейся. – И Акацки тоже это знают – так они и отловили семь других Биджуу. Но лучше чем Акацки и я это знаешь ты, воротник. По-отдельности они тебе не страшны: потому-то ты и попытался вырваться тогда, когда мы спасали Гаару, и потом, перед лицом Орочимару. Ну а двое скрутят тебя в бараний рог за миг до того, как ты войдешь в зенит силы. По этой причине ты ни за что не снимешь ограничения с потока чакры в мой мозг.
«ДЕРЖИТЕ МЕНЯ ТРОЕ! ВОН ОН КАК ЗАГОВОРИЛ! ЗНАЕШЬ, ТЕПЕРЬ МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ВРЕМЯ, КОТОРОЕ Я ТРАЧУ НА ТРЕП С ТОБОЙ, НЕ ПРОШЛО ВПУСТУЮ. ТО ЛИ ТЫ НАУЧИЛСЯ СЛУШАТЬ, ТО ЛИ СЛЕГКА ПОУМНЕЛ».
- С кем поведешься, - ответил генин, - от того и наберешься. Ума здесь ни на грош.
Нет, думается, катализатором для генина послужила вовсе не смерть Сайто. Наруто попривык к обществу царевича, но не был с ним в хороших отношениях. Его вывела из себя наглость Акацки, осмелившихся убивать людей – неважно, находящихся под покровительством Наруто или незнакомых ему – у него на глазах. Без его разрешения. Ему назло. Он пришел в ярость, но слово «ярость» придумали люди, и потому оно, хоть и было близко по значению, не отображало его состояние. То варево, что бурлило в нем, было лишь бледным отблеском какой-то другой, грандиозной бури страстей, существовавшей вне его. Незамутненной, чистой, демонической. Источаемой Лисом.
Незамутненная чистота всегда манит, и привлеченный ею Наруто, может, и хотел бы понять Кьюуби лучше – ощущение сопричастности с тяжеловесными чувствами демона доставляло потрясающее удовольствие – но при любой попытке натыкался на преграду. Преградой была разница в их мышлениях. Источник ярости генина – убийство несчастного Сайто – ничуть не трогало Кьюуби. Демону, чтобы ненавидеть Акацки, не требовалось действий с их стороны, его приводил в ярость сам факт их существования.
Пятая Хокаге, Наруто, Орочимару, Райкаге и Гаара Песчанник вместе взятые не могли ненавидеть Акацки так сильно, как их ненавидел Кьюуби. Генин как раз перепрыгивал с крыши на крышу и чуть не свалился с края от мысли, насколько всепоглощающим было бы чувство, если б Лис кого-нибудь полюбил. Но демон не умел любить никого кроме себя.
Прохожие на улицах обращали внимание на погоню у них над головами и задирали кверху удивленные лица. В какой-то подворотне двое пиратов выясняли отношения в поножовщине, один на долю секунды отвлекся на пролетающий в звездном небе огненный силуэт и получил нож под ребра. Куривший у окна пьяный в дым мужик запустил в Наруто стеклянной пепельницей и промахнулся. Пацан лет тринадцати, починявший кровлю при свете керосиновой лампы, приветственно помахал ему с соседней крыши. Генин оскалил клыки ему в ответ.
Хлыст ужасно мешался – постоянно цеплялся и застревал. Наруто потерял счет домам, которые ненароком изуродовал своим оружием. Но всякий раз, когда он собирался его убрать, ему тотчас же начинало казаться, что разрыв между ним и нукенином сократился, и того уже вот-вот можно будет достать одним метким ударом.


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:04 | Сообщение # 146

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
Убийца, а следом за ним Наруто, вылетели на большую округлую площадь. То была первая площадь, увиденная генином на Черном Рифе и одна из немногих, которые здесь вообще имелись. Она выполняла функцию базара, причем, судя по пробиравшей до слез тухлой вони, базара рыбного. Электрические фонари бросали на пустые прилавки пятна дрожащего света, но на площади и в обступивших ее приземистых домах не было ни души. Одного взгляда вокруг хватало, чтобы понять почему: нанеся визит Укиё, Акацки разделились, и второй направился сюда. Именно на него загонял генина убийца. Базар хранил следы недавнего боя – скоротечного, но жестокого. Всюду лежали тела пиратов, человек тридцать или сорок – насколько разглядел Наруто – ни одного безоружного. Не иначе, нукенин, заявившись сюда, предложил местной публике убираться подобру-поздорову, а это, надо думать, несогласные.
Убийца сделал грациозный прыжок – как акробат под куполом цирка – и очутился в центре площади. Самостоятельно, без участия Лиса, Наруто так ни за что б не прыгнул, и потому ему оставалось лишь завидовать нукенину, демонстрирующему подобные трюки без особого усилия. Стиснув волю в кулак, генин ринулся на врага и уже в броске заметил, что попал внутрь
Малеванная чем-то, чуть больше, чем желалось Наруто, похожим на кровь, фигура охватывала всю круглую площадь. Генин видел небольшой ее фрагмент – остальная часть терялась за прилавками, но, кажется, это был треугольник, как-то умещенный в неровном, явно в спешке начерченном, круге.

***

- Ад и преисподняя! Это же Круг Десяти Клятвопреступников! Знак Спандарамета! – заверещал демон так, что Укиё, чтобы не оглохнуть, пришлось зажать уши ладонями. – Я думал, это искусство было утеряно людьми навсегда!
- Я пять минут назад в подробностях описал Ямато все то, чем ты сейчас так удивлен, - сказал адмирал-префект, - ты меня что, не слушал?
- Услышать – это одно, а вот увидеть самому… - Демон опять беспокойно заерзал на плече Укиё, и тот рывком цепи успокоил его. – Но… но… ритуал в Круге Десяти Клятвопреступников предусматривает привлечение целой команды священников! И… и еще нужна многодневная подготовка! И демон-проводник!..
- Это ложь, распространенная неудачниками, которые были неспособны провести ритуал своими силами. Акацки, как видишь, управились вдвоем.
- А кровь?! Хозяин, вы же не станете спорить, что для получения контроля над объектом прямого воздействия необходима его кровь? Откуда у ловцов-Акацки его кровь? Ставлю свою цепь… Ха, что цепь! Ставлю любой из моих всепроницающих глаз, что сияющий доспех Всеблагого не пробить ни оружием, ни ниндзюцу!
- Они уже ей разжились. Отняли у меня, - с неудовольствием сознался Укиё, - из хранилища лаборатории.
Демон поглядел на хозяина, выгнув одну из шей – Мутэ Юдзи знал, это никакие не шеи, а гипертрофированные и до невозможного деформированные глазные мышцы. Пустое занятие – пытаться представить себе такую анатомию в теории, если никогда не видел воочию. У людей подобного не бывает.
- Зачем она вам понадобилась, хозяин? – недоуменно спросил он. – Разве кровь сосудов Великих Хвостатых чем-то отличается от крови обычных людей?
- Считается, что нет, - протянул Укиё. – Но общепринятые истины на то и есть, чтобы их опровергать.
- И каковы были результаты?
- Ничего сверхъестественного. Анализы не выявили отклонений от нормы. Узумаки Наруто – обычный семнадцатилетний подросток, не больше «бессмертный» или «неуязвимый», нежели любой человек. Все способности, связанные с повышенным уровнем регенерации и самовосстановления организма, очевидно, принадлежат не ему, а Кьюуби.
- В таком случае… Зачем же вам потребовалось брать у него кровь в таких количествах?
- О, я планировал провести один эксперимент. Переливание крови.
- Кому? Себе?
Укиё снисходительно хмыкнул.
- У нас с Наруто-куном разные группы крови, и это едва ли осуществимо. Нет, не себе. Демону – кому-нибудь из моего зверинца. Разумеется, я не стал бы рассказывать подопытному существу, ЧЬЯ кровь ему вводится. По его реакции на вливание крови Узумаки – если б такая наличествовала и проявилась в каком-либо необычном поведении или изменении самочувствия – я сделал бы вывод, оказывает ли заключенная в нем духовная составляющая Кьюуби необратимое воздействие на клетки организма дзинчурики. По своей идее такой эксперимент до оскорбительного прост и примитивен, но не нужно недооценивать его зна… Эй, не дергай цепь, ты мне руку оборвешь! Я не тебе ее собрался переливать! Утихомирься!
Во внутреннем кармане одеяния Укиё разразилась треском миниатюрная рация.
- Мутэ-сама, - сказала она мужским голосом, теряющимся в шуме помех. – Это Касимо, докладываю, как вы и приказывали. На мосту собралась толпа: человек пятьдесят или семьдесят – точнее не скажу. К ним непрерывно стекаются все новые люди, но пока численный перевес на нашей стороне. Ломают ворота тараном, слышите?
- Да, очень хорошо.
Со стороны моста доносились мерные глухие удары и несмолкаемая ругань, но пока что ворота держались. Судя по тому, что их ломали, а не пробовали попросту перелезть, какое-то количество защитников там еще оставалось.
- Велите атаковать сейчас?
- Велю, - разрешил адмирал-префект. – Пощады не давать. И поспеши: после визита Акацки у меня здесь такой бардак, что я не берусь сказать, сколько у меня бойцов, и как долго мы протянем.
Пообещав исполнить все немедля, Касимо отключился. Демон, позабыв про Всеблагого и его загонщиков, долго созерцал расслабленное лицо хозяина, затем изрек:
- Не надеюсь ни в коей мере, что встревожу вас этим известием, но подчиненные того, кого вы назвали Касимо, еще только готовятся к атаке, а ворота уже не выдерживают. Причем, когда они рухнут, их защитники, коих осталось семь человек, наверняка сбегут.
- Помнишь сентябрьский мятеж? – вместо ответа спросил Укиё.
- Как много я могу из него помнить? – с укоризной сказал демон. – Стены моего узилища обшиты серебряными зеркалами: нарочно, чтобы ослепить мои глаза.
- Добро тебе, а кто тогда пытался под шумок сбежать из клетки?
- Пытался – не значит сбежал. А не сбежал – так не исключено, что и не пытался вовсе.
- Ну и лукавая же ты тварь, - вздохнул Укиё, - когда-нибудь скормлю я тебя моим нингё, Юи и Нане. Погляжу, как они разорвут тебя напополам.
Демон не воспринял угрозу хозяина всерьез. Плотоядные нингё и из-под палки не притронутся к мясу демона, но отнюдь не это придавало ему уверенности. Он знал, что адмирал-префект ценит его выше чем обоих нингё
- В сентябре меня приперли к стене. Я не был беспечен, но, как выяснилось, я не был и подготовлен. Тогда соотношение сил было, мягко говоря, не в мою пользу, и вопреки этому я не только удержался, а еще и укрепил свои позиции. На Черном Рифе хватает горячих голов, готовых из любого происшествия раздуть мятеж, но не все обладают пониманием того, когда это стоит делать, а когда – нет. Это то, чего в нашей среде невозможно избежать. Когда запахло жареным, те, кто поддерживал меня в борьбе против предыдущего адмирала-префекта, и те, кто поддерживает меня сейчас, уяснили всю непрочность своего положения в отсутствие моего покровительства. Моя голова не слетит одна, малявка. Я утяну в Нижний Мир пару десятков, а то и с полсотни высокопоставленных капитанов, коим даже отречение от моего имени не принесет спасения. А они не хотят в Нижний Мир, и потому пускай хоть весь Черный Риф подымается против своего владетеля, у меня все равно найдутся в городе люди, собственной жизнью заинтересованные в том, чтобы любое восстание задавить в зародыше. В прошлом году этим и закончилось. Сегодняшние же беспорядки сравнимы лишь с кабацкой дракой, не более. Ни один уважаемый капитан, какой бы ужасной участи он мне ни желал, не замарает в них руки и уж наверняка не примет участия в их организации. Для таких дел у меня имеется Касимо. Пусть он и не капитан, но он полностью лоялен мне, а его штурмовые команды отлично укомплектованы и организованы. Он справится за пять минут.


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:04 | Сообщение # 147

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
***

Он не обознался – нукенин взаправду пил кровь.
Наруто подумал, что это его кровь, но мысль об этом показалась ему какой-то смесью горячечного бреда и прибаутки из дешевого бульварного чтива, и он тут же выдворил ее из головы, даже не зафиксировав в памяти. А стоило бы. Красная жидкость, еще недавно бежавшая по его венам, хлынула в горло седовласого. Он проглотил немного – не больше двух скромных глотков, а остальное с отвращением выплюнул. Процесс, судя по его лицу, не приносил ему ни малейшего наслаждения. Внутри у Наруто, где-то в районе желудка, возник странный резонанс, как он подумал, с организмом убийцы. Гортань покрылась свербящей поволокой, во рту возник острый металлический привкус.
Нукенин по-прежнему не сходил с места. Кожа его из молочной чудесным образом вдруг сделалась черней самой черноты, как у заправского негра с Юга, вроде тех, что они встречали в Каваго.
«ОСТАНОВИСЬ!»
Пусть поздно, однако Лис разгадал намеренье противника. Кьюуби прожил долгую жизнь – долгую по меркам демонов, а с точки зрения людей так и вовсе бесконечную. И нельзя сказать, что она была скупа на схватки с сильнейшими ниндзя Востока, но такой технике ему противостоять не случалось. Три секунды ушло у него на анализ ситуации и еще полторы – на разработку стратегии. И не одной, а не менее двух дюжин различных вариантов поведения с учетом всех известных и предполагаемых факторов, в том числе и вероятное вмешательство в схватку еще двух или трех бойцов Акацки… но все они годились только для него, Кьюуби, а не для его тупоумного дзинчурики, которому он все равно не успел бы ничего объяснить. Круг его возможностей ограничивался правом лишить дзинчурики своей силы, плети и багряного доспеха, что было для демона абсолютно неприемлемо, ибо привело бы Узумаки даже не к пленению, а скорее к смерти.
И сильнейший в мире демон взбесился от бессилия, теряя разум и лишая его своего носителя.
Почерневший нукенин отшвырнул пакет. На плеть, несущуюся к нему, сшибая и разбивая прилавки на площади, он взирал с напускным безразличием. Хидан утер с губ остатки крови, почесал нос… а затем, нагнувшись к помосту, подобрал какой-то острый вороненый штырь и вогнал его себе в ногу повыше колена.
- Эхх…
Наруто захлебнулся болью и криком. И непониманием, как он, самый привычный к физической боли человек на земле, может испытывать такие мучения. Потеряв контроль, он, вместо мягкого приземления, плашмя рухнул на доски. Через его бедро – он поклялся бы – рывками протаскивали велосипедную цепь, жгло так, что ни встать, ни сесть.
Седовласый издевательски скалился в двадцати шагах от него. Имей сейчас генин холодный и трезвый ум, он еще бы мог соотнести манипуляции седовласого и сообразить, насколько его, Наруто, действия могут быть губительны для него же самого. Но Кьюуби – что случалось с ним редко – пребывал в форменном бешенстве, он буйствовал в своей клетке, рвал и метал, заражая дзинчурики гневом и яростью. Не понимая, что собирается испепелить сам себя, Наруто набрал в грудь побольше воздуха и приготовился обдать противника струей раскаленной плазмы.
К счастью для него, а заодно и седовласого, второй боевик Акацки, чьего имени Наруто не знал и о чьем присутствии догадывался лишь смутно, оказался расторопней. Перед лицом генина возникла мясистая ладонь. Не рука, а именно ладонь, болтающаяся на каких-то длинных блестящих жгутах. Но все это Наруто успел различить лишь мельком – ладонь вышибла из него дыхание каменной оплеухой. Дзинчурики частично отвел удар, но не удержался и повалился навзничь. Второй удар обрушился на него сверху. Не растерявшись, генин наотмашь дал кнутом, намереваясь перерубить им жгуты, поддерживающие атаковавшую его ладонь. Жгуты уходили влево, за прилавки, и дальше куда-то вдоль стены длинного приземистого строения – вероятно, хозяин левитирующей руки прятался внутри или за углом. Багровый кнут со свистом вспорол воздух, но удар цели не достиг, потому что правая рука Наруто, с которой сбегал, струясь, поток тугого пламени, внезапно исчезла. Наруто непонимающе уставился на нее – рука была на месте, но в его самоощущении ее заменила вспышка и последовавшая за ней пульсирующая бездна боли. Убийца лишил его второй конечности.
«Ч-что… что это?»
Акацки должны были быть довольны своей работой. Следующий удар лишит его боеспособности, а еще один – прикончит, хотя они и не сделают этого прежде, чем вынут из него демона. Сцедят будто заварку с чая – как сцедили Шукаку с Гаары. А Наруто, даже если останется жить, будет медленно тлеть заживо, наблюдая, как с концом его существования приходит и закат старого Востока, на смену коему придет новый мир, скроенный по лекалу Акацки.
Кулак падал на него сверху. Речи о том, чтобы как-то заблокировать атаку уже не было, и Наруто, навалившись на здоровую ногу и удерживая равновесие здоровой рукой, оттолкнулся и послал себя в полет – подальше от центра фигуры.
Как бы затасканно это ни звучало, но приходилось признать, что удача оставила генина. В том месте, куда он приземлился, старый помост напрочь прогнил. Нога ухнула в щель, брызнули трухлявые доски, и Наруто, проломив их своим весом, с воплем полетел в наполненную запахом нечистот темноту. Ему в лицо ударила вода, но за секунду падения он каким-то чудом все же успел набрать в грудь воздуха, что его и спасло, потому как подняться на поверхность ему не дали. В груди вспыхнула и заныла боль от тупого удара, словно кто-то от души сунул ему кулаком по ребрам. Наруто всхлипнул, в рот хлынула горькая вода. Однако неожиданно пришло и облегчение: нога и рука все еще отдавались болью, но она стала терпимой, и конечности вновь обрели подвижность. От спазма он непроизвольно открыл глаза и тут же захлопнул их обратно – слизистую невыносимо ело от грязной воды с примесью солярки, человеческой мочи и какой-то тухлой слизи, о природе которой генину не хотелось думать. Вокруг плавали разлагающиеся огрызки и объедки, перемешанные с бурой смесью из мазута и экскрементов. Каждый раз, когда Наруто делал гребок, стараясь перевернуться наконец головою вверх и всплыть, его рука либо натыкалась на дерево или пластмассу, либо тонула в чем-то склизком и подозрительно живом — и это было хуже всего, потому что неведомая слизь сразу обволакивала ее до локтя и начинала стремительно карабкаться вверх, к плечу и шее. Дважды или трижды генину приходилось останавливаться и стряхивать с себя этих отвратительных созданий — если эти создания действительно тут жили, а не были плодом его помутившегося рассудка.
Оказалось, инерция от прыжка отправила его гораздо глубже под воду, чем он предполагал. Сколько бы он ни выгребал, поверхность упрямо отказывалась приближаться, и когда Наруто уже почти потерял надежду на спасение, что-то грубое и жесткое внезапно обвило его вокруг туловища и повлекло наверх. Генин ощупал нежданного спасителя и, ощутив под пальцами занозистое дерево, увенчанную не то ушами, не то рогами приплюснутую голову, зубастую пасть, успокоился.
Слава духам, он не одинок в этом мире. И Кьюуби тут ни при чем.
Деревянный змий Ямато выдернул его из зловонной жижи, протащил сквозь какую-то дыру, оцарапавшую Наруто острыми краями, и отпустил. Генин мокрым мешком плюхнулся на пол, схватил воздух, закашлялся, выхаркал слизь изо рта и носа, но вместе с возможностью дышать к нему пришло и обоняние, а вместе с обонянием – брутальный запах нечистот, в которых он едва не утонул. К горлу комками подступила тошнота, но выучка взяла свое. Первое, что сделал Наруто: продрал слипшиеся глаза и нашарил взглядом брезгливо отстранившегося от него капитана Ямато.
- Все хорошо, Наруто, - сказал он, - это я.


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:05 | Сообщение # 148

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
Это он. Не галлюцинация и не созданная Акацки фальшивка, а настоящий Ямато, спасший ему жизнь.
- Спасибо, Ямато-сан, - прохрипел генин, поднимаясь на коленки. От непереносимой вони его обильно вытошнило и, когда он, опустив глаза, понял, в чем измазан с ног до головы, вытошнило снова. Как только он прикончит эту парочку, а конкретно – утопит там, откуда сам только что выбрался, он целый день… нет, два дня из бани не вылезет!
- Наруто, хватит. Хватит. Все. Блевать будешь потом. Бой еще не окончен.
Что верно, то верно. Обнаружив сзади себя стену, Наруто тотчас обессилено навалился на нее спиной и огляделся вокруг. Он находился в помещении с высоким потолком и задрапированными стенами, совмещавшем, очевидно, функции спальни и рабочего кабинета. В дальнем углу стоял письменный стол, рядом с Наруто располагались платяной шкаф и кровать. В левой стене были прорублены четыре больших зарешеченных окна, одно из которых пересекала поперечная отметина от его хлыста. Свороченная решетка вывалилась наружу.
- Наруто, сконцентрируйся, - настойчиво произнес дзеунин, - у нас новая вводная.
- Какая нахрен вводная? – мотнул головой Узумаки. – Сейчас я вылезу на улицу и накостыляю этим перцам по первые числа. За Сайто! И за то, что меня в говно макнули! Где они? Их нет на площади! Эх, куда-то попрятались! Ничего… подпалю пару халуп, живо их выкурю…
Площадь, не считая перевернутых и переломанных прилавков, была пуста. Пустовал и круг, и треугольник внутри него. В проломе, оставленном Наруто, поблескивала в рассеянном свете фонарей грязная вода.
- Нет, Наруто! – шикнул на генина Ямато, пододвигаясь вслед за ним к окну. – Не смей направлять на Акацки тот луч, что использовал в боях с Орочимару и со мной! Ты здесь все спалишь!
- Да и гори оно, черт бы с ним! Ничуть не жалко!
- У нас сделка с адмиралом-префектом! Наруто, ты должен убить обоих Акацки, причинив городу наименьшие разрушения. … Главное – не повреди ни одного корабля!
Ого! Уж вводная, так вводная! Да тут везде корабли!.. Куда ни плюнь – эсминец, а то и целый крейсер. На худой конец – баркас там какой-нибудь или шлюп.
- Как, по-вашему, мне это исполнить?!
- Прояви смекалку. Ты же элитный боец Деревни. И я, и Сакура будем поблизости и вступим в бой, как только убедимся, что не помешаем тебе.
«Твою мать, - подумал генин, - нашел время брать заказы!..»
- И что мы будем с этого иметь?
- Уже поимели. Изволь меня выслушать. Внимательно!
Ямато принялся что-то ему втолковывать, но Наруто воспринимал его с трудом. Все мысли генина крутились вокруг убитого Сайто и Сакуры, которая бродит где-то рядом и, конечно, тоже будет убита, если ввяжется в драку с этими ребятами в черном и красном. Включаться в речь дзеунина он стал лишь тогда, когда тот сам заговорил о Сакуре. Получалось, что боевик с косой неким покуда неизвестным методом установил с ним специфическую связь, причинявшую телу генина страдания, равнозначные тем, что получал сам Хидан – так звали седовласого. Наруто не удивился: ему доводилось становиться свидетелем применения и еще более необычных техник. Не вызвал у него особых переживаний и рассказ об анормальной жизнестойкости хиданова организма вкупе с такой скоростью регенерации, какую не мог обеспечить даже Кьюуби. Помнится, у Орочимару на службе состоял человек, способный вытаскивать из тела кости, перестраивать и видоизменять их прямо по ходу боя и даже расстреливать врага суставами своих пальцев. Мгновенная регенерация – цветочки по сравнению с таким.
«Вот бы ему голову оттяпать, - только и подумал генин, - и поглядеть, чего выйдет».
- Скажи спасибо Сакуре, что она на время вывела сектанта из игры. Техника работает, пока он стоит в центре ритуальной фигуры, - Ямато нахмурился. – Акацки заманили тебя в ловушку, и это твой просчет. С другой же стороны, такая тактика означает, что они совсем не уверены в победе в открытом столкновении. А вот это уже дает надежду.
Наруто потер ноющие ребра. Ему стало понятно, откуда тот удар в грудь, чуть не утопивший его, когда он барахтался в нечистотах. Оторвалась на нем Сакура-чан…
- Как мне избавиться от этой связи?
- Давай сперва позаботимся о связи между нами, - Ямато протянул генину какой-то крошечный предмет, на поверку оказавшийся миниатюрным наушником. На его блестящем черном корпусе стояла маркировка фирмы-производителя: «Langmuir Electric». Снизу располагалась кнопка передачи и гибкий щуп микрофона. – Презент от адмирала-префекта. У меня и Сакуры такие же. А насчет Хидана я дам тебе только один совет: не позволяй ему возобновить свой ритуал.
«А ты, - спросил Наруто о Лиса, - сможешь разорвать связь?»
«НЕТ. УЖЕ НЕТ».
«Ты же говорил, что ты – бог! Что для тебя нет ничего невозможного!»
«ПОЛОЖИМ, НЕ В ТАКОМ ЖАЛКОМ ТЕЛЕ. НЕ ОБВИНЯЙ В СВОИХ НЕДОСТАТКАХ МЕНЯ».
- Значит… если он погибнет, то умру и я? – обратился генин к Ямато.
- Я сам бы не отказался это узнать. Адмирал-префект такой информации не имел… или имел, но не соблаговолил мне ее продать. Словом, если он снова окажется в кругу… или начертит себе новый, тебе придется каким-то способом лишить его боеспособности, не убивая при этом. Знаю, это проще сказать, чем сделать, но, если вдуматься, перед ними стоит точно такая задача. Даже если Хидан бессмертен – в чем я сомневаюсь – наносить себе смертельную рану он не станет.
Генин на несколько секунд задумался.
- Ямато-сан, постарайтесь помешать ему… нет, не нужно… Просто отвлеките внимание второго, с руками-на-ниточках, пока я не уделаю этого… Хидана. Как только я с ним покончу, сразу присоединюсь к вам.
- Ты читаешь мои мысли, - улыбнулся капитан. – Не сдерживайся и не беспокойся о нас с Сакурой, мы будем держаться поодаль, чтобы не попасть под удар твоей плети. И помни: необходимо нейтрализовать обоих противников, нанеся при этом минимальный ущерб городу


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:07 | Сообщение # 149

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
Глава 19

Где-то вдали орали и свистели люди, ухало дерево о железо, звенело оружие. Хидан лежал в куче истлевших книг и побитой посуды, силясь понять, как его сюда закинуло. Девка – чума! Придала ему такое ускорение, что он просадил башкой стену, плечом выломал вторую, и, если б не шкаф, затормозивший его полет, пробил бы еще одну.
Как же это произошло? Он обездвижил дзинчурики, потом отнял у него возможность пользоваться рукой... Честно говоря, надо было бы и со второй то же самое сделать – похоже, он умеет работать своим проклятым хлыстом с обоих. Но, причиняя жертве страдание через нанесение увечий себе самому, Хидан испытывал вполне понятный дискомфорт, поэтому нукенин всегда старался обходиться малым. Хотя такие раны и не угрожали его жизни. А потом? Какузу принялся гонять сопляка по площади – нужно признать, тот уворачивался довольно ловко для человека без ноги и руки. Затем дзинчурики изловчился и далеко отпрыгнул... Что было следом, Хидан не знал. Заметив, как на него несется нечто, перемещающееся со скоростью и внезапностью молнии, он инстинктивно скрестил руки, защищая грудь.
В глазах мелькнули черные щупальца Какузу, ринувшиеся на помощь, прилавки и расчерченный кровью святой знак. Его ударила женщина, точнее, молоденькая девушка в дорогом платье, сидевшем на ней как на вешалке. Это маленькое тщедушное создание атаковало его без всякой тактики и намерения – оно просто шло в самоубийственную атаку, надеясь ценой собственной жизни выиграть немного времени для своего товарища. Нельзя сказать, что Хидану было вовсе чуждо и недоступно понятие самопожертвования, однако в данном контексте одобрить его он не мог никак.
Рядом, в тени ржавого бака с пресной водой стоял Какузу. Они находились не в доме, а под жестяным навесом на одной из сбегавшихся к площади улочек. Навес предназначался то ли для торговых, то ли для каких-то подсобных целей, но годился и как временное укрытие. Сидя здесь, они хотя бы не светились на площади.
- Она умышленно вышибла меня из ритуального круга, чтобы нарушить ход обряда, - сказал Хидан, выбираясь из обломков невесть кем поставленного тут шкафа. – Что я тебе говорил, Какузу? Сучара Укиё слил им все, что знал о нас двоих.
- Мне нравится эта девчушка, - выдал Какузу вместо ответа. – И удар мне знаком. Я уже видел его прежде. Правда, так давно, что уже и сам не помню когда именно. Поразительное владение чакрой: затрачено ничтожно мало, но какова концентрация! Если та, кто научил девчонку этому удару, передала ей и остальные свои знания, разумней будет убить ее сейчас. Укиё сказал, их трое, и третий – дзеунин ANBU. На пару с девкой он сделает все, чтобы помешать тебе закончить ритуал.
- Ты вообще слышал, что я тебе сказал? Укиё нас предал!
- Укиё не мог нас предать даже теоретически, потому что он, как и всякий нормальный человек, никогда б не принял нашу сторону не на словах, а на деле. Или ты столь глуп, что полагаешь, будто синоби из Конохи – первые, кому он продал эти сведения? Если что-то здесь и заслуживает расследования, то это как они к нему попали?.. Не беда, Хидан. С ним мы еще поговорим.
Снаружи завизжало и грохнуло, взметнулись пыль и обломки досок. Огненная плеть прошлась по площади, перепахивая настил в труху. Там, где стояли прилавки, образовалась гигантская дыра, полная колышущейся грязи. Верхушки несущих столбов торчали из нее как зубы морского чудовища.
- Похерили твой знак, - бесстрастно сказал Какузу.
- Невелика потеря. Новый нарисую.
Хидан облизал пальцы, все еще липкие от крови из разорванного пакета. Осмотрел себя. Ниже правой подмышки зияла рана от металлического штыря, к которому крепился старый шкаф. Она уже начала затягиваться, края медленно сходились, несмотря на то, что кровь толчками продолжала сочиться из нее. Бессмертный поднял руку, наблюдая, как кровь стекает на помост, размял ноги и привычным движением начертил носком сандалии святой знак.
- Знак поменьше – боль послабже. Ну ничего, Ясин-сама. Он уже и так измотан.
- Не задирай нос. Твой противник – дзинчурики Кьюуби, самое живучее существо в мире.
- Однажды ты обмолвился, что работаешь со мной в паре лишь потому, что убить меня ты не сможешь, как бы я тебя ни выводил. А теперь присваиваешь титул самого живучего существа Девятихвостому дзинчурики. Значит ли это, что без моего вмешательства ты свои шансы в поединке с Кьюуби оцениваешь как нулевые?
- Во-первых, не провоцируй меня, гаденыш, - раздраженно бросил Какузу. – А во-вторых, я имел в виду то, что не смогу тебя убить с одного удара. Второй я наносить не стану, ибо мы с тобой как-никак союзники, а с союзниками я отходчивый. Даже с такими засранцами, как ты.
- Это потому ты не убил Укиё?
- Я сказал, не провоцируй меня!

***

Ямато нашел Сакуру на одной из узких улиц, параллельных тем, что образовывали площадь. Мощный удар Какузу из Водопада перебросил ее через целый квартал, но девушка успела сгруппироваться и, кроме того, в падении запуталась в паутине натянутых поперек улочки бельевых веревок. Дзеунин ожидал увидеть ее мертвой, однако, за исключением нескольких ссадин и синяков, куноити не пострадала. Он осторожно срезал ножом веревки, поднял Сакуру на руки и, усадив у стены какого-то дома, попытался привести в чувство.
- Наруто, - прошептала куноити, фокусируя взгляд на капитане, - что с ним?..
- Он в порядке, - коротко ответил дзеунин, - и вернулся в бой. И ты должна. Как твое состояние?
- Нор… нормально, - опираясь на локоть командира, девушка поднялась и тут же скривилась от боли. Возможно, у нее все-таки было сломана пара ребер. – У этого… Акацки со щупальцами слишком быстрые и слишком мощные атаки. На голову выше моего уровня… Капитан… у меня есть немного времени на самоисцеление?
- Боюсь, что нет, Сакура. Разве что минута или две. Только давай зайдем в какой-нибудь дом.
- Хорошо. Я думаю, нескольких минут мне хватит на…
Она вскрикнула, глядя на что-то позади Ямато. Дзеунин не стал оборачиваться: сгреб Сакуру в охапку и отпрыгнул в сторону. На то место, где они стояли, обрушился сокрушительный удар. Ямато не удалось даже установить, имел ли он элементальную или физическую природу.
- Отпустите меня, я буду сражаться!..
Дзеунин бросил куноити на доски. Та, хоть и охнув, сразу же приняла боевую стойку, но нападавшего нигде не было видно. Тьма тесных улочек, освещенных только на перекрестках, шум битвы и крики вдали, шепот волн у них под ногами, вездесущая, леденящая душу аура спекшегося Зла, испускаемая врагом – все это служило нукенину идеальной маскировкой.
Неясно, впрочем, нуждался ли он в маскировке или был способен прибить их одним ударом.
- Отходим, - сказал Ямато, - отходим и отманиваем его от Наруто, чтоб тот пока разобрался с Хиданом.
Прежде он сказал бы: «Отходим и соединяемся с Наруто». Но с тех пор как его, Ямато, заставили использовать на своем подчиненном смертельно опасный наркотик, благодаря чему его тактика боя и… сама его сущность претерпели необратимые изменения, работать с ним в паре или звене стало невозможно.
- Не спешите.
Ямато чуть отклонил голову чтобы не угодить под удар Сакуры. Какаши-семпай предупреждал его, доверяя командование седьмым звеном, о пагубной привычке куноити бить ногой с разворота. Да и сам Ямато не раз объяснял ей: это не самый эффективный способ поразить противника, даже если он стоит позади тебя. А он стоял как раз позади, и Ямато, хоть убей, не понимал, как и когда он там оказался. Они бы и не заметили его, кабы он сам, нарочно, не выдал себя голосом.


 
RinДата: Понедельник, 31.12.2012, 15:07 | Сообщение # 150

Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 523
Награды: 7
Репутация: 7
Удар Сакуры попал в блок, но зато прошел косой снизу Ямато. Массивная фигура нукенина отшатнулась, дзеунин тотчас выхватил нож и кинулся вперед, метясь в закрытое тряпичной полумаской горло. Рука нукенина неестественно, как не бывает у нормальных людей, изогнулась и рубанула ребром ладони по локтю Ямато, вышибая нож. Под вторую его, тоже гнущуюся во все стороны руку, в данный момент как раз подныривала Сакура, намереваясь достать солнечное сплетение врага. Ямато видел, как рябит воздух вокруг ее кулака, и понимал: чакры там столько, что, будь даже боец Акацки отлит из стали, его прошьет насквозь. Не вышло. Нукенин дал девушке поднырнуть под его блок снизу и с такой силой ударил ее по загривку, что та только всхлипнула и повалилась ничком.
Словно акробат он встал на одну ногу, мощным ударом другой собираясь добить куноити. У Ямато появился шанс вывести врага из этого шаткого равновесия, но он не был уверен, что успеет достать его прежде, чем тяжелая ступня размажет по настилу мозги Сакуры. Дзеунин пнул ее, отбрасывая в сторону. От его пинка девушка вскрикнула и, очнувшись, вскочила на ноги. У нее, кажется, был четверной запас прочности, у этой Сакуры. Ямато не сказал бы точно, чья в том большая заслуга: Какаши-семпая или Цунаде-сама, но мысленно сделал себе пометку при первом же случае сердечно поблагодарить обоих.
- Пятая Хокаге впала в маразм, - Какузу из Скрытого Водопада точь-в-точь подходил под описание адмирала-префекта. Слегка сгорбленный, крепкий, зеленоглазый увалень. И старый. Не дряхлый, но фантастически старый. Раз в пять или шесть старше Ямато. И во столько же опытней. – Карга тронулась умом. Ополоумела.
- Вы перегибаете палку, Какузу-сан, - с нарочито-притворной вежливостью протянул дзеунин. – Наш вождь не заслуживает, чтоб о ней так нелестно отзывались.
- Ополоумела-ополоумела. Нельзя помещать дзинчурики под присмотр такой бездарности как ты. Это чистой воды расточительство, а на свете есть мало вещей, которые я ненавижу так же, как расточительство.
- Ни на секунду не усомнюсь, что в моих силах убедить вас в вашей неправоте.
- Укиё сказал, ты из ANBU? Когда я был помоложе, в ANBU Конохи не принимали мозгляков и слюнтяев. Припоминаю, как эти ребята не давали мне скучать в бою… А тебя, видимо, взяли туда по блату.
- Вы недалеки от истины.
Дзеунин посмотрел вниз: под ногами как назло был металл, ни досочки, ни балки. Чешуя стальных листов, брошенных на стальную раму, скрепленных стальными болтами. Где-то в глубине, под толщей воды, Ямато угадывал что-то деревянное, но добраться до него было еще трудней, чем до опорных конструкций окрестных домов. Капитан подал Сакуре знак отступать, и они понеслись прочь по улице. Нукенин запустил им вслед какую-то воздушную технику, рванувшую прямо у них под ногами, но не слишком удачно, и через миг они снова были на ногах. Растревоженные горожане высовывались из окон, выскакивали из дверей, сыпали проклятьями в адрес возмутителей спокойствия. Заступить им дорогу отважились только однажды – пятеро вооруженных пиратов, которых Ямато положил пятью же сюрикенами, брошенными одним широким взмахом.
Через полсотни метров они наткнулись на перекресток и роскошное по здешним меркам одноэтажное строение на противоположной его стороне. Игорный зал или казино, судя по вывеске над входом: внушительных размеров колода карт в ворохе неоновых ламп. Лампы, однако, не горели, как и окна заведения. Разорилось ли оно или просто сегодня не работало – Ямато не забивал себе этим голову. Здание обещало предоставить ему массу подручного материала для боя, и именно по этой причине дзеунин избрал его в качестве убежища.
Внутри царили тишина и непроглядный мрак. Они выломали двери и заняли оборону в покерном зале, полном крытых сукном дощатых столов. Ямато забился в щель между стеной и массивным как сейф музыкальным автоматом, а Сакуре велел укрыться за полированной барной стойкой.
Минут десять они сидели, ловя каждый шорох, притом, что расслышать кроме плеска волн и чьих-то спорящих снаружи голосов было ничего нельзя. Потом по плоской крыше у них над головой кто-то стал прохаживаться – вальяжно, не таясь, давая им время свыкнуться с нависшим над ними роком. Походив-походив, нукенин остановился, и… На секунду воздух в зале исчез, а точнее, мгновенно остыл до такой температуры, что стал непригоден для дыхания. Глаза Ямато заслезились от ледяного сквозняка. Пошевелившись, он обнаружил, что рукав куртки задубел от инея и пристыл к металлической стенке музыкального автомата, а когда дзеунин начал вставать с корточек, лопнув, разошелся по швам.
Нукенин упал сверху, проломив корку мутного льда и паутину острых деревянных жал, метнувшихся ему навстречу. Вихрем своих гибких щупалец он крушил, ломал, расшвыривал мебель, разносил стены, разрубал столбы и опоры. Ямато на ходу перестраивал, сносил и воздвигал стены, метал в него сотни заточенных жердей, обрушивал на голову балки, бревна, разверзал пол у него под ногами – все было нипочем Какузу. Его тяжелые кулаки сметали любую преграду, и, хотя Ямато удалось несколько раз хорошенько его достать, не сбавлял темпа схватки. Капитан создал деревянного клона, двух, трех, попытался взять его с нахрапа, бил, колол ножом, однако дальше пары легких порезов и того факта, что времени атаковать у Какузу почти не оставалось, его достижения не ушли.
Улучив момент, к нукенину подлетела Сакура и провела серию приемов, ни один из которых дзеунин не пожелал бы испытать на себе. Ямато обеспокоенно отметил, что девушка чересчур уж выкладывается и при такой самоотдаче, да еще пребывая не в наилучшем состоянии, свалится от силы через минуту. Первые четыре ее выпада Какузу с успехом отразил, но пятый, по лицу, сделавший бы честь самому Второму, проворонил. Подбородок его взлетел, маска сползла вниз, изо рта косо брызнула кровь, но нукенин не пошатнулся. Блокировав два могучих пинка, он неожиданно для Сакуры врезал ей головой. Из-за разницы в росте удар пришелся ей по темечку, ноги куноити подкосились и поползли в разные стороны. Страдающая от ранений и физического истощения девушка снова боролась с беспамятством.
Налетевшие со всех сторон зазубренные колья не дали Какузу развить успех, вынудив его резко отскочить. Покерный стол, попытавшийся ухватить за ноги пролетающего мимо Какузу, получил сандалией по деревянным зубьям и рассыпался в труху. Искривив уродливые рваные губы, нукенин для верности дал струю огня – не такого испепеляющего, как дзеунин наблюдал у Наруто, но невероятно летучего и жаркого, мгновенно заполнившего всю комнату. Крик Сакуры потонул в реве пламени, она метнулась вверх, ухватилась за потолочную балку, над которой не было ни потолка, ни крыши, обрушившейся во время боя. И тут снизу, из бушующего огненного моря, вдогонку ей всплыла шевелящаяся масса щупалец и обвила ее за талию. Куноити перекрутилась словно йог, стремясь выпутаться из плена, только щупальца нукенина уже вздыбились, отчего стали похожи на конечности гигантского осьминога, вцепившегося в свою жертву, дернули девушку вверх так, что хрустнуло, распяли в неестественной позе. Вечернее платье свисало с нее лоскутами. Догадаться, что последует дальше, было несложно: владеющий всеми элементами нукенин дал разряд, Сакура выгнулась и обмякла. Какузу добавил еще, пахнуло озоном, тело девушки забилось, глаза выкатились и загорелись красным от отражающегося в них огня.
Рассудок оставил Ямато, когда он понял: Харуно Сакура свое отвоевала. Или подошла к этой черте настолько близко, что никакие его потуги ее не спасут. Просоленное дерево горело плохо, однако дом, а за ним и весь квартал, потихоньку занимались, и жар в импровизированном укрытии, которое капитан воздвиг вокруг себя, чтобы защититься от первой вспышки, уже становился нестерпимым.
Не помня себя, дзеунин поднялся во весь рост, сморгнул выступившие от дыма слезы. Попытался утереть с лица сажу и грязь, но получилось только размазать. Пальцы вовсе не слушались его, печати выходили кривые и вроде бы совсем не те, какие требовались, и удачей можно было считать уже то, что техника сработала. Вспоров железную мостовую, их которой несколько минут назад Ямато не мог извлечь никакого профита, из глубин поднялось нечто настолько огромное, что даже в свете пожарища взгляд не мог вычленить ничего кроме силуэта на фоне ночного неба. Силуэт растопырил пальцы, и Ямато различил в нем вознесенную к небесам титаническую пятерню, вероятно, выращенную из полусгнившего остова невесть когда затонувшего здесь корабля. Или из глыбы льда, перемешанного с песком, если дрожащие руки не дали ему верно скомпоновать древесный элемент. Или, что вероятней, все вместе – древесина, песок и лед, перелопаченные, спрессованные в единый конгломерат, уложенные в одну форму. Ямато не знал, что это. Какая-то запретная техника Хаширамы, которую ему внушили под гипнозом, после, под тем же самым гипнозом, приказав ему забыть сам факт внушения, зафиксировав в подсознательной памяти лишь моторику. У кого Хаширама похитил эту руку? У божества? У демона? Дзеунин носил в себе множество техник – очевидно, все, оставшиеся Конохе в наследство от Первого Хокаге – и точно так же, как их в него поместили, техники не составляло труда оттуда извлечь.
ANBU бдительно хранило свои тайны. В том числе – и от самих себя.
Какузу проворно отшвырнул бесчувственную Сакуру, растопырил щупальца, попытавшись сплести из них то ли щит, то ли оружие – не столь важно, ибо завершить этих манипуляций он не успел. Черная тень заслонила звезды над пылающим зданием.
- Пришел час осознать свою исключительность, Тензо, - пробормотал дзеунин за полсекунды до того, как его накрыло его же техникой.


 
Поиск:
Флудилка
Флудите на здоровье.....